«Понимаете, мы уже начинали жить. А вот тут такая ситуация»

В начале сентября ВСУ продвинулись на фронте и вернули под свой контроль большую часть Харьковской области. Так её жители, месяцами находившиеся бок о бок с российской армией, снова оказались в Украине. Однако некоторым из них это добавило новые проблемы.

Мы поговорили с тремя жителями Харьковской области, которые после прихода ВС РФ отправились на заработки в Россию или просто поддерживали её. Теперь им предстоит непростое возвращение домой, бегство или «фильтрационные мероприятия».

Игорь (имя изменено) из Изюма. Приехал в Россию на заработки и теперь не может вернуться домой

Я родился и вырос в Изюме, там осталась моя больная мама. В городе ни дня не было спокойно. В последний день, как уезжал [в конце июня], возле меня упала «касатка» [кассетный боеприпас]. Не знаю, кто её кидал. Я-то ходил зуб вырывать, а смотрю — по дороге трупы полегли.

Но трупы были каждый день. Это естественно уже, как бы стандартно: утром закапывать трупы. Возле меня тоже несколько раз падали снаряды, в 30–40 метрах — везло, ногу не оторвало, слава богу. Лучше бы мне повезло сейчас.

Перед отъездом из Изюма я думал так: впереди зима, работы нет, пособий нет, на что-то надо жить и покупать таблетки. Эвакуироваться в Россию или Европу можем, но смысл? У нас немного денег, мамка больная, да и кому мы нужны. А там хоть хата своя и маленький огородик — три сотки. У меня и самого проблемы со здоровьем, лечусь, поэтому на службу не годен. В итоге поехал поработать в Россию, я так раньше делал.

Я сейчас в Белгороде. Не оформлял беженство, жил благодаря работе и местным людям, много кто помогал: давали еду, помогали с жильём. Работал разнорабочим на озеленении, на клумбах. В России 27 сентября у меня заканчивается временная регистрация, мне её надо продлевать, чтобы законно остаться, но ведь дома мама. Там ни газа, ни света.

Сейчас и связи-то нет. С мамой общались последний раз в день отъезда — 30 июня. А так через брата, который в Украине, связывались с тётей, которая тоже осталась в Изюме. Чтобы позвонить, она ходит «наверх» [место, где периодически всё-таки ловит связь. — Прим. «Базы»]. Она за мамой присматривает, ходит раз в неделю, так и общались. Мама знает, что я в Белгороде работаю и скоро вернусь.

Сейчас я могу вернуться только через Европу, а для этого нужны деньги. Я связывался с «перевозчиками» — сказали, от 300 долларов с белорусско-польской границы, но это только до Киева или Львова.

Мой украинский паспорт позволит мне легко передвигаться по Европе. Но потратить всё то, что я заработал, на проезд — так несправедливо. Приехать ни с чем в город, где нет работы. И что делать потом? Опять куда-то выезжать на работу, а куда? В общем, не повезло мне.

Анна (имя изменено) из Волчанска. Вынужденно бежала

С первого дня «спецоперации» у нас в Волчанске были российские войска. Мы уже начали получать российские документы, 27 августа подали с мужем на российский паспорт — теперь непонятно, как его в итоге получить и где наши документы. Получили российские карточки, симки, зарплата стала приходить в рублях, понимаете, мы уже начинали жить. А вот тут такая ситуация.

Дома, в центре города, мы давно не ночуем. У нас там такой стратегический объект — завод, много прилётов, в квартире родителей давно выбило стекла. Поэтому ночуем на даче, домой приезжаем утром. Так вот [на днях] в половине десятого мы вернулись в Волчанск, проехали два блокпоста — никто ничего не сказал. Хотя мы уже видели, что военные летели как сумасшедшие, мы думали, раненых повезли. Смотрим, сзади легковые машины с прицепами и вещами — ну, точно, раненых повезли.

Дома начали делать свои дела, смотрели телевидение — тоже, к слову, российское — там тишина, ничего не было. А потом мне звонит подруга и говорит: «А ты слышала, что блокпостов нет и там эвакуация идёт на площади? Нет? Выйди посмотри!» Я в шоке, мы выходим, смотрим, а [российских] постов-то реально нет.

Мы испугались. Начали ускоренно собирать вещи, что там кидали, даже не смотрели. Оказалось, я собрала только всё летнее, какие-то майки летние, которые мне нафиг не нужны. Это была такая паника, такой страх, что и не передать. Дома остались продукты в холодильнике, собака, она у нас овчарка-инвалид, не встаёт на задние лапы, и кот — его затащить не смогли, сопротивлялся и вырывался.

Ощущение, что нас Россия бросила на растерзание. Ведь за русские карточки и симки, за получение гуманитарки — статья, предательство! А как нам было не брать гуманитарку, если с первого дня у нас были русские военные? Причем её в самом начале пару раз раздали, а потом стали продавать — коррупция в чистом виде. И в итоге армия ушла, а людей бросили. Только знаете, кого они вывозили? Администрацию и учителей. Конечно, мы все в шоке. Вообще все. Мы ведь доверились. Поверили. Понимаете. Очень обидно, очень.

Мама с папой осталась в Волчанске, они старые родители, уезжать не готовы были. Она мне звонит с «Билайна» — боится, прячется, чтобы не увидели, потому что это же будет всё. И не дай бог, чтоб российские карточки. Знакомая вчера из Волчанска выехала, созванивались с ней, говорит, шмонают по домам, уже мародёрят, уже там всё «в порядке». Кстати, там много американских военных, разговаривают по-английски.

Мы выехали [в сторону России] в обед, сразу после звонка подруги, сразу встали в очередь — она тянулась больше 7 километров от Волчанска на границе. Когда заехали, было уже темно, 10 вечера. А машины всё ехали и ехали, наверное, это было до утра. На границе стоял военный, проверял машины, он был уставший, мы спросили, как дела: «Да понимаете, я так уже где-то двое суток, а сколько ещё буду на ногах?»

Галина из Великого Бурлука. Объявлена коллаборационисткой

Я пенсионерка, всю жизнь прожила в Бурлуке. У меня два внука — 10 и 12 лет. Дочь умерла шесть лет назад, я их опекун.

Россия была у нас с 24 февраля, с первых дней. А сейчас дома стало опасно, начали бомбить, а потом ещё нас выставили предателями. Моё ФИО и фото опубликовали в группе «Предатели и коллаборационисты Великого Бурлука» — подписали, что я «поддерживала и прославляла действия рашки» и «устраивала дома весёлые гуляния для орков, кормила их и поила».

Правда, вот это не я кормила и поила русскую армию, а они меня: помогали, приносили хлеб, давали деньги, я у них заказывала лекарства — переводила за них деньги, а они ещё и сдачу возвращали. Странно так, раньше никто никогда не интересовался ни детьми, ни их жизнью, а сейчас так легко грязью поливают.

Признаю, когда вошли русские военные, начали раздавать гуманитарку — да, я им помогала. Помогала нашим местным эту гуманитарку получать. Выплаты получила эти 10 тысяч. Но их все получали. И, кстати, знаете, те, кто больше всего кричал «Слава Украине!», первым отбирал российскую гуманитарную помощь. Странно всё это. В городе осталась моя кума — она за хозяйством присмотрит, а то там у меня куры и огород. Но что уж сейчас об этом, вряд ли к этому теперь вернусь.

Я сейчас в селе под Белгородом, скоро приеду в сам Белгород, буду помогать другим беженцам — уже связалась с волонтёрами, делать-то больше и нечего. Мне бы внуков в школу устроить, им-то учиться надо, у них вся жизнь впереди. Наверное, это единственное, что меня сейчас и беспокоит, — как бы устроить внуков.