6 июня полицейские задержали Ивана Голунова — якобы за попытку сбыта наркотиков. Дело вызвало огромный общественный резонанс, и уже через пять дней МВД из-за отсутствия доказательств сняло с журналиста все обвинения. С тех пор Иван проходит по делу о наркотиках как свидетель.
Позднее из полиции уволили сотрудников, участвовавших в задержании, однако с мёртвой точки расследование так и не сдвинулось. 1 ноября суд рассмотрел жалобу журналиста на бездействие следователей. Мы поговорили с Иваном и узнали о его жизни после 6 июня.
Как идёт следствие
Прошло пять месяцев с момента, как с меня сняли все обвинения, но уголовное дело по факту распространения наркотиков расследуется, и нет никакого движения. Первые недели я почти каждый день, как на работу, включая субботу и воскресенье, ходил в Главное следственное управление МВД по Москве. Потом, в конце июня, дело было передано в Центральный аппарат Следственного комитета РФ, и с тех пор я всего лишь дважды встречался со следователем. Первый раз у нас был допрос, а спустя два месяца после произошедших событий у меня была экспертиза на предмет наличия телесных повреждений. Спустя два месяца после того, как они были нанесены. И больше ничего про это дело не знаю.
[Сегодня] выяснилось, что по заявлению о преступлении, о котором я говорил во время допроса и в интервью СМИ, никакой проверки не проводилось. У них есть дело по статье о хранении наркотиков. В неё не входит нанесение телесных повреждений, применение в отношении меня спецсредств и прочие вещи, которые совершали сотрудники полиции в тот момент, пока я был задержанным. Дело по статье о превышении должностных полномочий, о фальсификации результатов ОРД не возбуждено и не расследуется.
При этом изначально у следователя были большие планы. Мы с ними обсуждали разные вещи касаемо возможных заказчиков. Это все было очень хорошо отработано на первом этапе ГСУ [главным следственным управлением — Прим. ред.] и оперативниками, которые были прикреплены к делу. У нас был полный контакт, но потом неожиданно все исчезли.
Мне кажется, они ждут какого-то отклика сверху. Какого-то разрешения. Что можно заниматься этим делом. Я сейчас вот как бы нахожусь в абсолютно неопределённой ситуации, когда я понимаю, что, наверное, мне лучше не находиться на территории России, просто моё активное участие следствию абсолютно не нужно. Вероятно, им нужно что-то еще. А если у нас всё соблюдается по отмашкам, может, тогда нам не нужны никакие законы? Может, у нас просто будут какие-то люди, которые будут давать отмашки? А законы упраздним за ненадобностью.
О полицейских
Судя по тому, что [уволенные] сотрудники полиции пошли в суд с требованием о восстановлении, они тоже находятся в какой-то подвешенной ситуации. То есть их уволили. Но не очень понятно, за что, поскольку дела никакого не возбуждено, и у них тоже нет никакого статуса, как и у меня.
Я получаю сообщения от людей, которые пишут, что вот из-за меня пострадали какие-то хорошие генералы и вообще я занимаюсь тем, что разрушаю чудесную правоохранительную систему. Сотрудники УВД по ЗАО мне писали о том, что был такой хороший генерал Пучков [уволен после «дела Голунова» — Прим. ред.], и тут пришёл я — и всё испортил. Они не представлялись, это было в соцсетях, но я понимал, что это пишут сотрудники.
О жизни после 6 июня
Я нахожусь в сложной ситуации. У меня есть какие-то меры предосторожности и средства защиты, потому что ситуация непонятная. Вскоре после освобождения я понял, что за мной и моими близкими ходят какие-то странные люди. Стоят машины с людьми, сидящими внутри, — они там ничего не делают, а просто смотрят. Я, собственно, спросил у оперативных сотрудников, которые занимались моим делом, их ли это наружка. Они сказали, что нет. Но их наружка тоже видела каких-то странных людей. Кто это такие? Я не понимаю.
В квартире следователь попросил меня ничего не трогать, потому что он, возможно, когда-нибудь проведёт следственный эксперимент с проверкой показаний на месте. Сначала он говорил, что мы это сделаем через несколько дней. Но эти «несколько дней» затянулись на четыре месяца: в середине июля следователи получили дело и сказали, что проведут эксперимент в начале следующей недели. А потом: «Ой, мы сейчас не проведём, мы проведём его через неделю… Ой, а сейчас у нас выборы, мы его ещё перенесём на неделю». Теперь я фактически живу как в «Музее 6 июня»: не могу ничего подвинуть в квартире, сделать ремонт.
Я пять месяцев скован в своих передвижениях и не могу жить нормальной жизнью. Не могу даже с собакой сходить погулять. Не говоря о том, чтобы начать нормально работать. Потому что я не понимаю, что происходит по моему делу, не понимаю, что мне может угрожать, не понимаю, кто может стоять и ждать меня у подъезда.
Часть вещей, которые у меня были изъяты (телефон, жёсткие диски и другие вещи), до сих пор не возвращены. А фотографии из моего телефона можно найти в интернете с заголовками а-ля «Непристойные фото Ивана Голунова попали в сеть». Судя по времени, в интернет они попали из экспертно-криминалистического центра по ЗАО. Одну из фотографий снимала бывшая жена на мой телефон. Я специально уточнил, не снимала ли жена на свой телефон, вдруг куда-то уплыло? Но нет, всё было только на моём телефоне. Который по результатам экспертизы не был вскрыт, но фото появились в интернете.
Также мне не были возвращены все электронные носители. У меня были изъяты все носители информации — хотя непонятно, как это может быть связано с делом по наркотикам. Их приказал изъять сотрудник полиции, после того как поговорил с кем-то по телефону во время обыска в моей квартире. Хотя фамилия этого сотрудника даже не фигурирует в протоколе обыска. Сотрудники полиции в ходе обыска очень негодовали от того, что у меня с собой нет компьютера и дома нет компьютера. «Где твой компьютер, признавайся! Нам это нужно для установления того, как ты торговал наркотиками». Но что-то мне кажется, что мой рабочий компьютер не сможет им помочь в деле про наркотики, — вероятно, что-то другое нужно было.
О реакции общественности
Мне написали более шести тысяч писем люди, которые столкнулись с полицейским произволом и требуют помощи. Но я не юрист и не правозащитник. Моё дело стало резонансным, известным и всем кажется, что у меня есть какой-то ключик и я знаю, где находится волшебная кнопка. Но я этого не знаю.
Я очень благодарен всем тем, кто меня поддерживал. Когда ко мне подходят здороваться, я благодарю за поддержку. Но это имеет и обратную сторону, потому что все считают, что я теперь обязан заниматься правозащитной деятельностью и имею возможность повлиять на их дела. Но я даже на своё дело никак не могу повлиять. Я журналист-расследователь, который занимался темами, связанными с коррупцией чиновников. Я никогда не занимался темами, связанными с полицейским произволом. Хотя сейчас мне действительно становится интересно, как устроена система полиции. И если следствие не справляется, то, может быть, стоит заняться общественным расследованием на эту тему.