«Я просто хочу справедливости». История девушки, которую изнасиловали черенком от швабры и пытали парогенератором

9 апреля суд приговорил бывшего сержанта полиции Максима Бокарева и его знакомого Никиту Громова к 12 годам лишения свободы за истязание подруги Елены. Её насиловали черенком от швабры и жгли парогенератором. Позже они отвезли её в больницу и просили сказать, что «девушку избили дагестанцы». Елену госпитализировали с ожогами, разрывом селезёнки и половых органов. Она прошла через несколько операций.

На суде Громов сваливал всю вину на полицейского, при этом Елена утверждает, что виноват именно Громов. «База» публикует рассказ Елены — о том самом вечере, лечении, суде и травме, о которой она никогда не сможет забыть.

Вечер

Максима Бокарева я знала ещё со школьных времён. В мае 2022 года мы начали встречаться. В то же время я познакомилась с Громовым. Он был какой-то странный: постоянно поджигал мои вещи и вещи моей дочери. Иногда, когда Максим был на службе, Никита приставал ко мне, как он говорил, «в шуточной форме».

В тот вечер [14 декабря 2022-го. — Прим. «Базы»] Громов позвонил мне и позвал выпить. Кроме меня, него, и Бокарева в квартире находились и другие люди — всего 6 человек.

Я поссорилась с Никитой. Он говорил, что хочет на мне заработать, заставлял заниматься проституцией. Разумеется, я отказывала ему. В отместку он мне подсыпал что-то в алкоголь.

Мне стало плохо, очень сильно рвало. Пока лежала в ванной, Громов начал обливать меня ледяной водой. Я орала от холода, а затем Бокарев ударил меня пару раз ладонью по лицу — чтобы я пришла в себя. Я упала на пол — тогда Никита начал бить меня ногами по спине.

Когда они перестали меня бить, Максим с ещё одним парнем помогли мне добраться до кровати. Громов всё никак не успокаивался: подошёл ко мне, стянул меня за руку и волосы, оттащил меня на балкон. Там отрезал мне на затылке локоны волос. Рядом находилась швабра — именно ею он изнасиловал меня, а потом взялся за парогенератор.

Позже все ребята разъехались по домам, а я осталась в квартире, чтобы поспать. На следующий день за мной приехал Бокарев. Он сидел рядом, пытался меня накормить. Через час уехал до своего дома, чтобы привезти мне одежду, — вся, что была на мне, промокла насквозь. Когда вернулся, в квартиру приехал и Громов. Он опять начал тягать меня за руку. Я плакала и кричала, а встать с кровати не могла: было очень больно стоять на ногах и ходить.

Освобождение

Через некоторое время Максим отвёз меня на другую квартиру, которую мы снимали. Позже он с Громовым забрал мою дочь у няни и привёз её ко мне. Громов навещал меня: мазал мои ожоги и клеил на них женские прокладки. И продолжал тянуть меня за руки — чтобы я встала с кровати.

Так прошли четыре дня. Я не выдержала и позвонила своей тёте, чтобы она забрала дочку. Я уже не могла встать с кровати совсем. В ответ тётя сказала, что за дочерью приедет мой брат.

Перед тем как отвезти меня в больницу, Громов при брате отвёл меня в другую комнату. Там Никита «консультировал» меня по ответам на вопросы врачей. «Скажи, что тебя избили дагестанцы», — сказал он.

По пути в больницу Громов сидел рядом со мной на заднем ряду — из-за беспокойства он постоянно пихал меня локтем в живот. Кажется, уже тогда боялся, что всё вскроется. Никита хотел избежать ответственности и пользовался моим ужасным состоянием. Видимо, чтобы успокоить себя, говорил, что из-за отсутствия паспорта меня не примут в больницу и тому подобное.

Суд

Я не писала заявление в полицию. Это сделал мой дядя, пока я лежала при смерти в коме.

Лечение проходило очень тяжело. Мне сделали четыре операции. Я пролежала в трёх больницах. По словам тёти, я не выходила из комы, так как в одной из больниц меня не до конца зашили. Очень много раз привязывали к кровати, пила много таблеток, ставили бесконечные капельницы. Было очень много трубок и дренажей, мазали ожоги. Не разрешали встать или сидеть. Когда врачи начали сажать меня на обычный стул, у меня кружилась голова. Я просто забыла, как ходить.

Со мной пытались связаться мамы Громова и Бокарева. Я даже ходила к маме Никиты: однажды она мне позвонила и пригласила на встречу. Предложила мне 500 тысяч рублей и добавила: если что надо, то готова помочь. Но я не стала ничего у неё брать. Через некоторое время раздался звонок — это был Никита. На тот момент он уже сидел в СИЗО. Его мама передала мне трубку: он говорил, что это не он делал такое со мной.

С мамой Бокарева я отказалась говорить. Она извинилась за сына и тоже предложила помощь. Но в мае 2023 года я всё же обратилась к ней. Мне нужна была помощь: дочь серьёзно заболела, а у меня не было денег на лекарства. Она помогла.

Бокарев в суде и на очных ставках извинялся за нанесённые побои. Громов — ни разу. При этом его мама 2–3 раза кинулась на меня во время заседаний. Орала у всех на глазах, что это я виновата. Затем неизвестные угрожали мне неприятностями, если я скажу что-то плохое о Никите. Мне даже пришлось переехать из квартиры, потому что постоянно приходили какие-то подозрительные личности, а однажды кто-то рассыпал соль на коврик под дверью.

Сейчас дело закрыто [Суд вынес приговор 9 апреля — Прим. «Базы»]. Я рассчитывала на другой исход. Помню, следователь постоянно надо мной смеялась и говорила: «Я защищаю Бокарева, мне заплатили». Она не верила, что Максим был непричастен к насилию. Считаю, что суд отнёсся ко мне несправедливо. Чувствовала предвзятое отношение от всех. Прокурору вообще было весело во время заседаний. Она задавала вопросы не по делу: где и с кем живу, хочу ли выйти замуж за Максима. На очной ставке адвокат Громова спрашивал, не жалко ли мне его.

Максиму и Никите дали 12 лет. И это при том, что первый не виноват в моём изнасиловании. Я не собираюсь его защищать. Я просто хочу справедливости.

Здоровье стало лучше. Правда, следы от ожогов чешутся, порой больно наступать на пятку, а ещё не могу заниматься спортом. Начались проблемы с сердцем, часто болят почки.

Тяжело говорить, как я справилась с пережитым. Мне было не до этого: я лежала с дочкой всё время в больницах. Меня поддерживает новый молодой человек. Но до конца забыть пережитое я не могу.