Канские львы. Как 14-летние сибирские школьники наклеили листовки на здание ФСБ и стали террористами

Никита — тучный и задумчивый поклонник «левых» идей — был мозгом ячейки. Богдан — худой и молчаливый химик-олимпиадник — отвечал за взрывчатку. Денис — маленький и рыжеволосый любитель Егора Летова — фиксировал всё на видео. Если верить фабуле обвинения, во время возникновения преступного замысла им было по тринадцать лет. Они читали труды Кропоткина, хотели сжечь здание ФСБ в «Майнкрафте» и взорвали один коктейль Молотова в реальной заброшке. Но чтобы доказать, что они террористы, — силовикам пришлось додумать их историю.

Было ли в действиях сибирских анархистов что-то большее, чем детские игры и подростковая глупость, — специальный корреспондент Baza Игорь Залюбовин выяснял в Канске.

Дело на улице Революции

«Идёте на дело?» — написал Богдан вечером пятого июня.

«Нет, мама ещё спать не легла», — ответил Никита.

Оставшийся ночевать у него дома Денис пока складывал листовки в рюкзак.

Около двенадцати мать уснула. Никита и Денис прошмыгнули из квартиры в подъезд блочной шестиэтажки на улице Эйдемана. Срезав через железнодорожные пути, Транссиб, разделяющий город пополам, они вышли к улице Революции. Квартал на восток, и справа — здание ФСБ.

По пути темнели сутулые деревянные дома и такие же унылые пятиэтажки, заклеенные рекламой: «Курганские прицепы», суши-сет «Куни ли», местный кошачий наполнитель «КотСик». Листовки здесь расклеивают многие — хоть какая-то работа в городе, экономика которого держится на вахтовиках, таксистах и закладчиках дешёвых китайских наркотиков. Никита и Денис работали на идеалы: замену государственных институтов на общественные. Такова главная цель анархизма.

Cтопку чёрно-белых листовок в защиту фигурантов дела «Сети» напечатали накануне — на принтере двоюродного брата Никиты. Семиклассника Максима, тоже убеждённого анархиста, на дело не взяли: опасались, что сольёт всё матери. Главной целью акции был подъезд жилого дома на улице Горького. Местное управление ФСБ находится прямо в нём, и соседи со второго этажа иногда буквально слышат, как работает «система». «В ту ночь всё было спокойно», — вспоминает житель одной из квартир.

Успешное проведение акции Никита с Денисом отметили пачкой Pringles, которую съели во дворе на качелях. Сделав несколько фотографий с чипсами, они побрели домой.

Последнее свободное воскресенье

Когда мать Никиты проснулась, Денис и Никита как ни в чём не бывало спали в небольшой детской. Обычная комната: вот — пара роботов-трансформеров, вот — машинки, гитара в чехле, компьютер. Около полудня Анна Уварова приготовила завтрак и разбудила детей. Впереди у торгового представителя фирмы полуфабрикатов было воскресенье. Пустой летний день, подходящий для того, чтобы смотреть идущие бесконечной чередой сериалы по телеканалу «Россия».

Из ФСБ ей позвонили вечером, часов в шесть:

— Листовки они поклеили, политические, — успокоил Уварову дежурный. — Им ничё не будет, они малолетки.

Светлана — мать Дениса. Когда позвонили ей, она залипала в телефоне: переписывалась со своим новым мужчиной. С отцом Михайленко, вахтовиком, они разошлись из-за его постоянных отъездов, в день ареста сына он тоже был на вахте. Больше удивлённая, чем испуганная, Светлана села в кредитный «Форд Фокус» и помчалась на улицу Горького.

Стрём на пустыре

«Короче, сегодня менты снимали наши листовки на видео зачем-то», — написал за несколько часов до задержания один из пятерых участников канского чата школьников-анархистов.

«Бля, стрёмно», — ответил ему другой.

В тот день Никита с Денисом сначала отправились на реку — протекающий через город Кан, а ближе к полудню встретились с участниками чата, такими же подростками. Пошли гулять на пустырь на южной окраине города. В столбах пыли появились пять легковых машин, оттуда выскочили крепкие мужчины с табельным оружием. Задержание обошлось без СОБРа, но впечатление всё равно было сильным:

«Выглядели они как черти, — вспоминает один из участников чата. — Один такой с бородой, самый главный. Говорил, что из Края [Красноярска, столицы региона] приехал специально».

Оперативники сразу забирали у всех телефоны: чтобы подростки не успели ничего удалить. «К нам подбежали ФСБ и кричат: телефоны, быстро, телефоны! Я никак не отдаю, — вспоминал в переписке с другом Денис (здесь и далее цитаты из переписки Дениса, которая происходила до судебного запрета на пользование интернетом в рамках правил домашнего ареста. — Прим. Baza). — Уже Богдана ко мне подвели, я спрашиваю: отдал? Он кивнул. Смотрю направо: там Никита. Уже стоит на коленях. Я никогда не забуду выражение его лица: типа беги, нам пизда. А в глазах — слёзы».

«Ты чё, анархист?»

Анна Уварова увидела сына уже в местном Следственном комитете: штаб операции почти сразу перенесли в здание напротив офиса ФСБ, в небольшую советскую «коробку», где на разных этажах расположись и городской суд, и отдел Росреестра, и Следственный комитет, и ювелирный салон «Родник».

«Мы сидели в коридоре, как обезьяны, — вспоминает Уварова. — Все эти менты приходили на нас посмотреть. Спрашивали Никиту: „Ты чё, анархист?“ Он начинал им что-то объяснять, умничать. А они смеялись».

Дениса, Богдана и ещё двоих подростков тем временем вовсю допрашивали — впрочем, последних вскоре отпустили. Светлана, мать Дениса, пыталась проявить юридическую грамотность и попросила адвоката: ей предложили бесплатного. «Он точно такой же, как платный, только денег не надо», — отрекомендовал следователь лысоватого полного мужчину, появившегося в дверях кабинета.

«Если что, задавайте вопросы, я всегда рад», — сказал мужчина, садясь на стул. Следователь начал перекрёстный допрос Дениса и Богдана. Адвокат упоённо рубился в «Счастливого фермера».

Химикаты, вайны, экстремизм

Мать Дениса сама заставила сына подписать показания о том, что он и его друзья — террористы. «Что планировали свергнуть режим и хотели теракты провести: до 31 августа. Следователь предложил: давайте так напишем, это вам же лучше, — вспоминает Светлана. — Почему лучше? Не зна-ю! Я подумала, что сыну ничего не будет. Следователь так сказал: вам ничего не будет».

В ночь на понедельник оперативники — едва ли не все на шестидесятитысячный город — поехали по адресам на обыск. В квартире Никиты следователи забрали пачку листовок с призывами освободить политзаключённых и ноутбук с ещё не распечатанными примерно такого же содержания. Из дома Дениса — компьютер с видеороликами. На одном он стреляет себе в голову воздухом из пневматического пистолета, на другом — смеясь, как орки, они втроём взрывают коктейль Молотова. У Богдана изъяли пакетики с химикатами: селитру и что-то там ещё, из чего подростки делали бомбочки.

Допросы шли на протяжении трёх дней: несмотря на тяжесть обвинений, фигурантов отпускали домой поспать. Богдан и Денис подписывали все бумаги: государственные адвокаты, присутствующие на допросах, не спорили с желанием клиентов. Следователь тоже вёл себя любезно. «Я уже всё сделал, чтоб вам долго не сидеть у нас, — сказал он Светлане, вызывая ее с сыном на очередной допрос. — Просто подпишите то, что я для вас подготовил».

Никита агрится на ФСБ

Мать Никиты сначала не понимала, насколько всё серьёзно. С другими семьями они почти не пересекались: только один раз мимо проходил Богдан и испуганно спросил её сына: «Тебя там хоть не пытали?». «Мне так смешно стало, — вспоминает Уварова. — Иди отседова, говорю, анархист».

Когда на второй день Анна услышала от бородатого оперативника ФСБ вопросы про бомбы, ей стало не по себе. «Он спросил его пять раз. Никита пять раз ответил, что это баловство, — вспоминает Анна Уварова. — Я не выдержала, стала говорить: он же вам ответил». «Ты щас выйдешь отсюда», — огрызнулся оперативник, а другой подхватил треногу с видеокамерой, на которую писался допрос, и вынес её в коридор.

На третий день Никиту с матерью попросили прийти к девяти утра, а ночью — хорошенько подумать.

«Когда мы зашли в отдел, они спросили: ну что? Мы сказали, что подписывать показания про теракты не будем, — вспоминает мать Никиты. — Тогда на него надели наручники и увели. И всё».

«Группе Уварова» вменили статью «создание террористического сообщества и участие в нём»: сроки по ней — вплоть до пожизненных. Суд, состоявшийся через несколько дней, решил, что Никита опасен для общества и может давить на «подельников»: Богдана и Дениса, отправленных под домашний арест.

«Они подумали, что Никита больше всех агрится на ФСБ, из чатов прочитали, — писал Денис своему знакомому. — И там мы в Майн играли, Никита строил ФСБ. И я по приколу ляпнул: давай взорвём его».

Хой!

В августе 2019 года Никита Уваров набрёл на «левый» паблик в VK. Так в Канске появился первый анархист.

«Ему было скучно, молодому. Не с кем погулять: скромный. — вспоминает одноклассник Уварова. — Большинство здесь офники: пьют, курят, на гитарах играют, — перечисляет он, — не то чтобы АУЕ (признана экстремистской организацией и запрещена в РФ. — Прим. Baza), просто быдло. Маленькие дурачки, которые пиздят людей из-за нихуя. Заняться нечем, кроме саморазвития, но большинство не развивается. А Никите хотелось».

С Денисом они знали друг друга с детского сада, но стали общаться только осенью 2019 года: Никиту перевели в класс к Михайленко. Пока одноклассники шатались по торговому центру «Порт Артур» и городским паркам, друзья обсуждали прочитанные книги: Бакунина и Кропоткина, споря, может ли в России пройти бескровная революция.

«Никита говорил, что Россия — полицейское государство, а значит, если будут митинги, то будет пиздилка, то есть бескровно не получится», — вспоминает одноклассник. Кроме Дениса в анархистский кружок вошёл Богдан — отличник и любитель химии, а также брат Никиты из седьмого класса — Максим. «Макс стал всем пиздеть, что он анархист, — вспоминает одноклассник Максима. — Параллель и 7-е классы почти все стали анархистами. Типа, мы панки-анархисты: хой! Ну, кроме нескольких ребят, — уточняет он, — которые стали марксистами».

Будни самых модных анархистов

В своём классе Никиту, Дениса и Богдана из-за увлечения анархизмом считали «белыми воронами», особенно доставалось задумчивому полноватому Никите. «У нас есть богачка. Они, короче, друг друга невзлюбили, — рассказывает одноклассник. — Он, типа, считал, что она олицетворяет социальное неравенство». «Я думаю, он просто завидовал, что мои родители могут купить мне что-то, а ему — нет, — уверена девушка. — А невзлюбил он меня ещё до того, как я о нём узнала».

«Батя богачки угрожал Никите, — рассказывает одноклассник. — А классуха наша, Софья Павловна, любит семью богачки: они ей подарки покупают. Ну и мы типа на урок шли, она подмигнула бате, весь класс завела, а батя с Никитой пошли в туалет. Как Никита говорил, батя её через слово на него матом кричал. Сказал, что наймёт школьников, чтобы они его отпиздили и топили в унитазе, а он будет снимать. Никита рассказал об этом на классном часе: пацаны ему поверили, но училка — нет».

На этом фоне у Никиты и Дениса начались конфликты с учителями: они спорили на уроках обществознания о преимуществах идеологии анархизма, за это их вызывали к завучам и отчитывали. «Или что не в форме ходили: а просто холодно было, — рассказывает друг Никиты. — В кофтах, и иногда джинсы тёплые. Ну вот, будни анархистов 21-го века». Однажды Никита написал на листке бумаги текст песни «Гражданской Обороны»: «Я не верю в анархию».

«Училка забрала листок и видит, там строчка: „Всё, что не анархия, — то фашизм“, — вспоминает одноклассник. — Вызвала к завучу и отчитала за нацизм, лол. [Такая вот] классуха наша, Софья Павловна. Пошла она нахуй!»

Рецепт от Russia Today

Взрывами Никита, Денис и Богдан заинтересовались в середине учебного года: насмотревшись сюжетов Russia Today о «жёлтых жилетах», в которых протестующие раздалбывают коктейлями Молотова пол-Парижа. «ФСБ выдаёт это как подготовку к теракту. Хотя мы просто проводили опыты: скажем так, для зрелища, — писал Денис своему другу. — Решили коктейль Молотова сделать, потом его на заброшке в стену кинули. Пробовали дымовухи из селитры и сахара».

«Я знал об этом и был не против, — говорит отец Дениса, Сергей. — Потому что я сам в детстве любил взрывать что-нибудь, и все вокруг любили — ничего страшного в этом не вижу».

«Интересно же, стоишь, чё-то смешиваешь, высушиваешь, фильтруешь, и в конечном счёте у тебя получается смесь, из которой ты, грубо говоря, можешь сделать самодельную петарду, — утверждал в своей переписке с другом Денис. — Но это разные вещи. Не связано с анархизмом. Одно дело бомбочки делать, другое — саморазвиваться».

Подростки делали бомбочки в гараже у отца Дениса, во дворе у Богдана.

«Во время карантина кто-то нашёл рецепты „кисы“: триперекиси азота, — рассказывал другу Денис. — Вот захотелось попробовать сделать. Один чел как раз дал нам ацетон за то, что Богдан спаял ему провода для ноута, — вспоминал Денис. — На следующую ночь Богдан доготовил смесь. [Помню] Никита играл на гитаре, Богдан засунул эту смесь в бумажку и поджёг, ну и произошёл, как сейчас говорят, хлопок».

Карма is a bitch

«Город умер», — странно скалясь, говорит отец Дениса, а потом резко вскакивает и подходит к окну. Из окна гостиницы «Сибирь» Канск выглядит мрачным даже в снегопад.

«Я здесь вырос, но люблю жизнь, несмотря ни на что, — говорит Сергей Михайленко. — Карма у меня не очень: первая жена бросила, когда я попал в аварию. Пока в коме целый месяц лежал — она ушла. Мать Дениса тоже мне изменяла. Но я тогда не бросал её, думал — ребёнку нужна мать. Она хорошая как мать, — продолжает он. — А Денис — он совсем как я, слава богам! Я и имя такое ему выбрал: в честь бога плодородия, чтобы жизнь была у него весёлая, лёгкая».

«Денис сейчас учится играть на гитаре, — пишет в WhatsApp его мать Светлана. — Играет песню „Арии“ — „Беспечный ангел“. „Этот парень [был одним из тех, кто] просто любит жизнь“. Вот и нетрудно понять, что у ребёнка в голове, а у меня слёзы на глазах».

«Одна проспала, другая — любовь крутила», — пересказывает претензию классного руководителя к родителям мать Никиты. Про мать Богдана учителя тактично промолчали: она работает начальницей в местной женской колонии и из-за прессинга на службе хранит абсолютное молчание, поэтому никого не раздражает. В школе тоже не готовы публично говорить о случившемся: возможно, дело в стыде. Под давлением ФСБ классный руководитель написала на Никиту явно отрицательную характеристику. Это стало одной из причин его отправки в СИЗО.

«Когда я ложилась спать, дети были дома. И когда проснулась — тоже, — возвращается в тот момент Уварова. — Да, наверное, я что-то проглядела. Наверное, каждая мать будет защищать своего ребёнка. Да, он меня заставлял смотреть с ним сериал про Батьку Махно. Но он просто увлёкшийся ребёнок, а не террорист!»

Уже пять месяцев она пытается встретиться с сыном или хотя бы созвониться с ним — но ей не разрешают. «Он не злится, что ребята всё подписали, — говорит Анна. — Пишет, что скучает по ним». Пока Уварова рассказывает всё это, у неё то и дело звонит телефон.

«Мама — анархия, папа — стакан портвейна», — поёт Виктор Цой.

Она смущённо улыбается и торопливо выключает звук.