«Мы продолжаем надеяться на правду». Минский врач — о протестах, давлении на больницы и коронавирусной эпидемии

Baza
Постер публикации
Фото: tut.by

Белорусские протесты против режима Лукашенко продолжаются уже почти три месяца. За это время демонстранты попадали под обстрелы, подвергались избиениям и неоднократно сообщали о пытках. Мы поговорили о происходящем с Екатериной Бернар, хирургом 3-й городской больницы Минска. Она рассказала о давлении властей на медучреждения, увольнениях врачей и второй волне коронавирусной эпидемии.

Сейчас много в городе больниц, которые оказывают помощь пострадавшим от силовиков?

У нас нет частных клиник, в которые можно обратиться. Круглосуточная экстренная помощь оказывается только в государственных больницах. У нас около 20 городских больниц и республиканский центр. Мы помогаем гражданам, которые к нам поступают. Сотрудников органов в принципе везут в другие медучреждения.

Много активистов с травмами, полученными на митингах, доставляли к вам в больницу?

9 августа к нам обращались люди, с чьих слов я записывала анамнез, то есть, что с ними произошло. Пик пришёлся, конечно, на август. После этого скорее были больше единичные обращения. В течение этих двух месяцев тоже бывали жестокие задержания.

Какие были самые критические случаи?

Закрытые черепно-мозговые травмы, множественные ушибы разных частей тела, которые были получены пациентами при их задержании. Самое жёсткое, что лично я видела, — это нашумевшая история с Максимом Хорошиным, я была его лечащим доктором: огромное количество ушибов, ЗЧМТ. После он был выписан по собственному заявлению на амбулаторное лечение. Это был просто вопиющий случай. Так как его много кто знает и он работает в разных сферах, это предалось максимальной огласке. Однако сколько таких случаев и более жестоких, но не предающихся огласке. Об этом запрещается рассказывать медработникам — их очень много.

[Максим Хорошин — владелец цветочного магазина в Минске, который раздавал цветы митингующим за свой счёт. 13 октября, когда он находился в машине со своей женой, силовики задержали мужчину, обвинив его в нападении на ОМОН, а также поджоге дома одного из сотрудников. После допроса в РУВД Хорошину потребовалась скорая помощь. Ролик с избитым Максимом попал в СМИ. — Прим. ред.]

Так я помогала людям и вне рабочего времени, тем, кто выходил из [изолятора временного содержания] Окрестино, там были очень разносортные случаи. Им была нужна сильная психологическая поддержка и помощь врачей. Я сталкивалась с пациентами, которые были подвержены насилию. Это были пациенты, которые категорически не хотели ехать в больницы. А после того как пациенты все же поступали в стационары, все эти дела и осмотры врачей изымались сотрудниками органов. Если пациент указывал, что его избили или применяли какое-то насилие со стороны силовиков, эти все дела отдаются сразу на контроль государству в форме отдельного извещения. Передаёт [их] администрация наших больниц.

Как обстояли дела с помощью тем, кто находился в Окрестино?

У каждого человека, поступившего в Окрестино, есть право вызвать скорую помощь. Очень много случаев, когда людям не давали её вызвать и держали до последнего с серьёзными заболеваниями, которые требовали стационарного наблюдения. Много пациентов с сахарным диабетом, которым запрещали передавать инсулин, а это могло привести к летальному исходу. Много пожилых людей, у которых гипертонические кризы случались. То есть они запрещают даже вызвать скорую, когда человек находится там — в изоляторе или тюрьме. А потом люди уже боялись обращаться в поликлиники или больницы, думая, что будут какие-то последствия.

В вашей больнице было какое-то давление со стороны силовиков? Они пытались воспрепятствовать оказанию медицинской помощи некоторым лицам?

У нас такого не было, лично мне никто не запрещал. Они могли дежурить около некоторых палат. Потом они изымали истории болезни пациента.

Администрация больниц пыталась как-то сопротивляться давлению властей?

Такие маневры пресекались на корню. Теперь нет у нас несогласных со стороны администрации. А если есть, то они сразу становятся уже не администрацией. Все на контроле, за ними ведётся пристальное наблюдение.

Постер публикации

Пациент, избитый белорусскими силовиками. Фото: tut.by

На волне митингов начались массовые увольнения среди сотрудников правоохранительных органов, которые хотели выразить своё несогласие. В медицинской среде было подобное?

Я знаю тех врачей, которые уволились в знак протеста. Но мы, врачи обычных клиник, не видим в этом никакого смысла, потому что если уволимся мы, то наше место займут те люди, которые согласны с этим. Которые поощряют это насилие и закрывают на это глаза по разным причинам, боятся потерять свое место, например. У людей есть семьи, есть что терять, поэтому их позицию тоже нужно уважать.

Конечно, большинство реагирует на происходящее очень остро. Увольнение — не решение вопроса, а эгоизм по отношению к своему народу. В нашем случае. Лучше мы будем полезными и окажем помощь нуждающимся. Люди не должны страдать от того, что медработники увольняются. Почему они должны страдать, когда имеют экстренную патологию, а врачи высказывают свою позицию тем временем? Это неуважительно по отношению к людям. Мы же должны лечить людей независимо от того, каких они придерживаются политических взглядов. Мне всё равно. Да, у меня свой взгляд на происходящие вещи, но если ко мне поступит сотрудник правоохранительных органов, я не имею права ему отказать. И это никак не повлияет на качество моей помощи.

Вы оказывали медицинскую помощь митингующим. Не боитесь, что к вам применят определённые санкции?

Я уверена, что последуют эти санкции. И я этого не боюсь, потому что считаю, что не делаю ничего плохого. Выполняю свою работу, хорошо, качественно, и к моей работе никогда не было вопросов со стороны администрации. Я думаю, будут угрозы увольнения — ну, хорошо. А дальше что? Уволят за то, что людям помогала? За правду? Здесь нет неправильного пути, это естественно, это правильно. Я очень люблю свою работу, но не боюсь её потерять из-за этого. Хочу просыпаться не с мыслью, что лицемерная и делаю неправильные вещи, чтобы сохранить работу. А с мыслью, что помогла людям. Это не цена этому всему. В жизни людей нет цены, и у правды нет цены. И другого пути быть не может. Мне смотреть на себя в зеркало, мне жить самой с собой каждый день.

Ты видишь молодых девушек, абсолютно сломленных психически, и не понимаешь, как они будут жить дальше. Да, есть такие врачи, которые говорят, что не будут оказывать помощь сотрудникам органов, если они к ним поступят. Но не наша работа судить, этим будут заниматься другие.

Что у вас сейчас происходит с эпидемиологической обстановкой, пришла вторая волна?

Очень большой всплеск заболеваемости от коронавирусной инфекции. Это видно даже по нашим сотрудникам, которые не болели в первую волну. Сейчас повально все. Большое количество поступлений пациентов уже с подтверждённым COVID-19 и с симптоматикой. Если раньше были приняты меры по оборудованию шлюзов, закрытию больниц, сейчас это делается на спусковом режиме. Никто про это не думает, или думают — нас пронесёт. Повторные мазки у нас уже не берутся у пациентов с подтверждённым COVID-19, у контактов первого уровня тоже не берутся. В больницах и поликлиниках огромный поток людей. В первую волну нашу больницу закрывали одну из первых и сделали инфекционной. По ощущениям и в сравнении, сейчас сумасшедший рост, которого не было при первой волне.

Постер публикации

Скриншот: google.com

А что говорит официальная статистика?

Наша официальная статистика абсолютно неверная, и никто на неё не ориентируется. Это просто бред, никакая не статистика. И это никто не скрывает. Сейчас государству есть о чём думать, кроме коронавируса. Больных очень много. Больше, чем было при первой волне. Ни закрытия больниц, ни введения карантина, ни построения шлюзов в тех же больницах, ни приостановки плановой госпитализации, что очень важно. Поступают плановые пациенты на плановые операции, поэтому пациенты заражаются в самих больницах: поступали без коронавирусной пневмонии или инфекции, а выписываются с ней. В палате может лежать здоровый пациент и пациент, больной коронавирусом. Если мы выявляем, то, конечно, переводим в другое учреждение или отделение. Мы берём мазок, и пока придёт результат, а это два дня, пациент лежит со всеми.

В СМИ эта обстановка не афишируется абсолютно. Много тех, кто не пользуется интернетом, или тех, кто не читает независимые источники, думая, что коронавируса уже либо нет, либо его не существует. Например, вот консьерж в жилом доме, который не понимает, почему ты носишь маску и держишь дистанцию. До них просто не доходит информация, что нужно беречь себя и окружающих, меньше посещать массовые мероприятия. То есть проблема есть — ну, вы с ней боритесь. А все остальные не знают — ну и слава богу.

На митинги стало приходить меньше людей, учитывая риск заразиться?

Меньше приходить не стало. Люди стали носить маски. Они прекрасно понимают ситуацию, люди там сознательные. Если мы не будем выражать свою гражданскую позицию, как тогда о ней узнают? Нас государство не может услышать два месяца. Что мы хотим перемен и хотим максимально мирно. Все, кто выходит, осознают, какой это риск.

Разгон минских демонстрантов 25 октября. Видео: t.me/belamova

Почему в воскресенье открыли огонь по людям после такой долгой паузы?

Так же они применяли оружие 9, 10, 11 августа. Тогда тоже были огнестрельные ранения. Я думаю, это от беспомощности власти. Людей на улицах становится всё больше и больше, со стороны они никак не могут на это воздействовать. Люди просто выходят и высказывают свою точку зрения. И вчера они бросали гранаты в спины людей, которые убегали. Так же было в августе, когда застрелили Тарайковского, — он был без оружия, без ничего, они застрелили его на площади.

В вашу больницу тоже свозили раненых?

У нас есть военный госпиталь, он специализируется на военных травмах. Туда свозят огнестрельные и минновзрывные ранения. Если там начало бы не хватать мест, то отвозили бы и в другие клиники. К нам поступали единичные обращения.

Что же дальше?

Мы продолжаем надеяться на правду.