Сегодня в российских детдомах живут десятки тысяч воспитанников. В последние годы их становится меньше, однако забрать ребёнка в приёмную семью не самая простая задача. Кроме того, после усыновления или удочерения перед новыми родителями могут возникнуть и другие, уже внутрисемейные, проблемы.
Мы поговорили с Александром — отцом-одиночкой, который забрал из детдома пятилетнего Павла (имена изменены). Мужчина рассказал, с какими трудностями и травмами ребёнка ему пришлось столкнуться, а заодно поведал о «семейных ценностях», которые мешают усыновлять детей.
Поиск и бюрократия
Впервые я оказался в детском доме в 34–35 лет. Это не оставило меня равнодушным, но тогда начинать заниматься усыновлением я не стал, не был готов.
Осознанно подошёл к вопросу уже в 41 год и пошёл в школу приёмных родителей Петербурга. Мне отказали сразу: не соответствую представлениям о семейных ценностях. Ведь у нас образцовая семья — это мама и папа, и неважно, какие это люди. И не только мне отказали, там всем одиноким отказывают почти всегда: и мужчинам, и женщинам. А что, одинокий человек у нас не человек? Не может иметь детей? Ещё не понимаю условие отсутствия ВИЧ у приёмных родителей, они что, будут заниматься с ребёнком сексом?
У меня нет заболеваний, судимости. Мне 45 лет, разница в возрасте соответствует. Загородный двухэтажный дом во Всеволожском районе Ленобласти. Минимальный постоянный заработок для усыновления — 25 000 рублей. Как можно жить с ребёнком на эту сумму, что можно ему обеспечить? Но ведь главное, чтобы мама и папа и соответствие семейным ценностям. Я зарабатываю около 200 тысяч в месяц, работаю в PR и маркетинге. Если есть вопрос о том, что я ради выгоды и соцвыплат беру ребёнка, — ну бред.
Нашёл другую школу — при фонде «Дети ждут». Там меня приняли, я прошёл школу и получил сертификат и заключение. Потом передал документы в опеку — дала разрешение, но региональный оператор его отозвала. Получается, я не мог взять ребёнка из Петербурга.
После отказа регоператора следующую заявку можно подать только через два года, поэтому, когда мне отказали в 2017-м, я подал снова только в 2019-м. А потом на пути встал ковид. Этого я никак не ожидал.
Знакомство
Хотелось дать какому-то человеку настоящее счастливое детство, помочь, быть полезным. Новорожденных или грудничков до 3 лет я не рассматривал: не смог бы предоставить им условия. Так как я хотел подарить кому-то детство, а детство для меня — это до школы, я рассчитывал на ребёнка 3–6 лет.
Мне рекомендовали ребёнка первой или второй группы здоровья, по возрасту от 6 лет. Дети-сироты находятся в общероссийской базе. Я выбирал, увидел фотографию Паши и что-то зацепило, щелкнуло, отозвалось. Возможно, его взгляд — с какой-то взрослой тоской.
Хабаровск. Фото: hotels.ru
Поэтому выбрал его и полетел в Хабаровск. Для меня вопрос денег не проблема, полетел спокойно, плюс несколько раз был в Хабаровске по работе — знаком с городом. На момент оформления документов Паше было 5,5 лет, и мне разрешили его взять.
Из детского дома
После первого знакомства я вернулся на время в Петербург, созванивался с сыном по видео. Но в какой-то день медсестра мне сообщила: у Паши отит, немного воспалилось ушко. Я и думаю, ну, пусть пропьёт антибиотики: было +30 в Хабаровске, продуло под кондиционером, наверное.
Приезжаю в Хабаровск его забирать и вижу: опухшее загноившееся ухо. Оказалось, его 19-летний сосед ударил со всей силы.
Из детского дома Паша шёл счастливый. Он, по сути, не знал, что я за дядечка, куда я его веду, будет ли ему там лучше. Он просто был счастлив оттуда уйти. Ой, а что он устроил в аэропорту…
Из-за впечатлений от первого полета в самолёте и волнения от полёта с почти неизвестным дядей в абсолютно неизвестный город у нас начался… понос. Летели с пересадкой в Екатеринбурге, поэтому мы бегали каждые 30 минут в туалет, доставали всех, кто сидел рядом, и бегали до бизнес-класса. Пришлось объяснить стюардессе и пассажирам, что происходит. Иначе на меня бы, наверное, заявили в опеку.
Прошлое и травмы
Он у меня здоровенький, вообще подарочный, прелестный, но все дети из детдома всё равно больные — не сравнить с детьми из семей. У них всегда будет травма, с ними всегда будет сложно.
У матери Паши было шесть беременностей и трое родов. Его отец — подонок. Старшие его брат и сестра сгорели в собственном доме, родители пили. У него было психологическое и физическое насилие, и это, слава богу, без сексуального.
Перед ним пьяные родители занимались любовью. Для меня это что-то абсолютно не то. Я на самом-то деле консервативных взглядов и считаю, что самой большой проблемой для ребёнка дошкольного возраста должно быть — мне мама и папа не купили ту самую игрушку, которую я хочу, или не сводили туда, куда хочу.
А он у меня маленький взрослый. Это логично. Что делают дети, оказавшиеся на войне? Берут оружие и стреляют. Что делают дети, оказавшиеся без взрослых? Становятся этими самыми взрослыми.
Моя большая задача сейчас — научить его делегировать мне часть его обязанностей. Да, он привык быть маленьким взрослым, но в моём понимании детство — это лучшая пора, когда ответственность лежит не на тебе.
У нас периодически всплывает тема секса. Это меня удручает. Хочется, чтобы он об этом пока не думал. Его бы и к водке приучили, только водка для ребенка не вкусная. Была бы сладкая или даже было бы это вино — тогда бы понравилось.
Опека и государство
Устанавливать отцовство, менять ребёнку фамилию не хочу ни в коем случае. Я не хочу брать на себя ответственность государства. У ребёнка нет родителей, и он уже достаточно взрослый, чтобы всегда об этом помнить.
Ему положены соцвыплаты, льготы — и да, ему положена квартира! Со своей стороны я исполню все обязательства и обеспечу ребёнка, но квартиру ему должно государство. Пусть выполняет. А фамилия — мелочь, он может её поменять, когда захочет.
Кстати, Паша живёт у меня с августа, и за всё время соцопека Всеволожска ни разу не приезжала. Возможно, вина общественного транспорта: у нас ходит один автобус шесть раз в день. То есть чтобы доехать до меня и проверить состояние мальчика, соцопека должна потратить целый день.
Трудности
Мы весь день можем ссориться. Например, ссорились вчера. Я не самый идеальный отец, наверное, но я тоже человек.
Мы ругаемся, притираемся. Он угрожал мне в самом начале даже горло перерезать, но вот недавно стал в 70% случаях называть папой. Хотя мы изначально договаривались, что он может называть меня как,ему удобно. Вчера я собирался выходить на улицу, он меня провожал, было прохладно, и он сказал: «Пап, надень куртку», — не представляете, как приятно.
Моя комната на втором этаже, его и комната бабушки — на первом. Я спускаюсь несколько раз за ночь — без меня он точно замёрзнет ночью. Вертится просто бесконечно. Ребенок активный, беспокойный. Я подхожу, подтыкаю ему одеяло. Шучу, что скоро буду приклеивать ему одеяло на суперклей.
У него сейчас няня приходит три раза в неделю и ещё на один полный день. Бабушка помогает — так рвалась изначально, говорила, что всегда будет помогать, но что-то у них не ладится, не нашли общий язык. Я работаю.
Фото: pixabay.com
Рекомендуют первые месяцы проводить с ребёнком 100% времени вместе, но, во-первых, я же ему за это время надоем и он меня точно убьёт. А во-вторых, у меня есть своя жизнь, и я не хочу всю её тратить на ребёнка. Тем более, мы живём в мегаполисе: дом в Ленобласти, но все дела в Петербурге.
Есть те, кто готов всё свое время посвящать ребенку. Я — нет. Говорить и рассказывать нужно о тех, кто берёт под опеку инвалидов или доращивает подростков. Они герои.