«Сайт умер». Как Ирина Славина возненавидела Российскую Федерацию и сгорела

Ранним утром 1 октября в квартиру нижегородской журналистки Ирины Славиной вломились полицейские. Они предъявили ордер на обыск по делу о «летающем макаронном монстре». Местных оппозиционеров обвинили в сотрудничестве с «Открытой Россией», признанной нежелательной организацией.

Собрания активистов проходили в местном антикафе «Храм летающего макаронного монстра». Фигурантом дела Славина не была, но дома изъяли всю технику и блокноты. На следующий день она написала в «фейсбуке» короткий пост, обвинив в своей смерти Российскую Федерацию, а затем подожгла себя у здания областного управления МВД.

Специальный корреспондент Baza Игорь Залюбовин отправился в Нижний Новгород, чтобы встретиться с врагами Ирины Славиной, её друзьями и теми, кто был к ней равнодушен

Акт

Утром 2 октября Ирина Славина испекла шарлотку: в этот день её мать праздновала семидесятилетний юбилей. Славина поздравила мать по телефону в первой половине дня. За два часа до гибели написала сыну, что любит его. За час до самосожжения поговорила с мужем: ответила на его звонок и сказала, что выходит из банка, больше ничего. Потом зашла на работу к дочери и передала банковские карточки, «для папы». «[Она использовала] бензин, наверное, — говорит Мурахтаев, муж Славиной. — Пошла на заправку, купила, в чём проблема, заправка — вон она».

Он узнал о смерти жены от сына. Сын прочел об этом в «Фейсбуке».

Клишковская, близкая подруга Ирины, услышала о случившемся из новостей: «Я начала ей звонить, и гудки проходили, но там через какое-то время сбрасывалось. Это для меня было сигналом: ведь если акт самосожжения — всё вместе должно было сгореть-то. Сумка, телефон, вообще всё». Эта мысль немного успокоила её, но всё же она решила съездить на место. «Я чувствовала: надо что-то делать, а я не знаю, что. Купила цветы, свечи».

Место, где сожгла себя Ирина, — памятник троим силовикам, жандарму, милиционеру и полицейскому, сидящим на лавке напротив здания здания областного управления МВД, — было оцеплено. По воспоминаниям Клишковской, люди будто ждали чего-то: один парень стоял с плакатом «Государство убивает», другой — снимал его на видео.

«И всё же была какая-то надежда. Пока я не увидела, что там её муж ходит, — говорит подруга погибшей журналистки. — Муж не выглядел потерянным, скорее бодрым. Видимо, он из тех, кто в состоянии шока старается не показывать горе, даже отрицать его».

Близкий друг Славиной, местный блогер Князев, напротив, выглядел раздавленным. «Он размахивал руками, плакал, подходил к оцеплению, просил пропустить», — вспоминает Клишковская. К месту гибели близких не пустили. «Я увидел только, что вывозят труп. Лица я не видел, только, что это человек. Больше я ничего не разглядел. Но всё оказалось правдой», — вспоминает Иосилевич, основатель антикафе «Храм летающего макаронного монстра».

Заявление в полицию о связях храма с «нежелательной организацией» «Открытая Россия» написал давний знакомый Ирины — Савинов. Обыски по этому делу провели в том числе в её квартире. Через несколько часов после гибели Славиной СК заявит, «что смерть погибшей не связана с проведением у неё накануне гибели обысков. Она была свидетелем и не являлась ни подозреваемой, ни обвиняемой».

Савинов узнал о самосожжении журналистки, когда ехал в московском метро. «Я вышел на улицу и пошёл к ближайшей церкви. Попытался заказать панихиду. Ну, как бы, человек умер». Он не смог соврать батюшке: признался, что Славина — самоубийца, и ему отказали. Пришлось ограничиться свечкой: «Свечка, кстати, тоже грех — и он на мне. Но пусть ей там будет хорошо, чего уж. Я не считаю себя виновным в её смерти. Мог я это предотвратить? Нет».

«Ир, остановись!»

Поздним вечером в день самосожжения в квартире Славиной стали собираться близкие. «Я первая зашла, — вспоминает Еникеева, подруга Ирины. — Была дома только Рита, её дочь. Через несколько минут пришёл Лёша, её муж. И слов не было. Мы просто обнялись. Крепко. Разве есть слова для этого? Да и нужны ли они?».

Еникеева дружила со Славиной долгие годы. Когда Ирину выгнали отовсюду, подруга давала ей подработку в своём журнале «Капиталист», пока тот не закрылся. «Ирэнка очень тяжело переживала, что журналистика превратилась в переписывание пресс-релизов администраций всех уровней. Именно поэтому она ушла из „Нижегородской правды“, несмотря на все блага».

В конце нулевых Славина работала в губернаторском пуле и считалась в газете главной звездой. «У Ирины была завышенная самооценка, и она никого не слушала. Я ей сто раз говорила: ты своими действиями можешь сделать больно, навредить. Цель благая, а результат плохой. Но у нас разница в возрасте семнадцать лет, и она считала, что я уже пережиток прошлого, — рассказывает бывшая коллега по „Нижегородской правде“, которая попросила не называть её имени. — Порой она была слишком тщеславна. Я думаю, главная беда, что у неё, такой талантливой, не получилось в итоге достичь того, что она хотела. Она ведь нигде не сработалась, ни в одной редакции. Из газеты её уволили: за то, что выложила в интернет информацию для служебного пользования. Тогда пришло разъяснение: о чём можно писать про губернатора, о чём — нельзя. Ну это нормально! А она выложила. А потом — буквально, — плакала, что денег у неё нет и никому она не нужна».

Издание Koza press появилось в 2015 году. Существовало на донаты — кроме мелких пожертвований от читателей у Славиной было несколько относительно крупных постоянных спонсоров. (Среди них и Иосилевич — создатель того самого антикафе, где якобы проходили встречи «Открытой России».) Впрочем, на эти деньги Славина могла лишь содержать сайт и финансировать собственную работу: других сотрудников в её издании не было.

За два месяца до самосожжения Ирина заказала своей подруге, художнице Клишковской, портрет. «Ирка такой человек небогатый была. Но всё просила: нарисуй! А я говорю: „Ир, я щас рисую себе на еду“. И она мне прям заказала, прям перевела деньги. И задание дала: „Я капитанская дочка, нарисуй, как я жду своего отца, жду своего мужа, жду своего брата — из дальнего плавания. Они все моряки, капитаны дальнего плавания. И моя жизнь — постоянное ожидание. И обязательно нарисуй собак: собак чтоб было много-много“. Очень любила собак. И такая ржёт, говорит ещё: „И геев, они такие радужные, от них хорошее настроение“. Ржёт, говорит, я не знаю, как ты это совместишь».

Фантастические твари

«До какого-то момента мы общались нормально — а после того как она съездила на учёбу в Англию, для неё не стало другого мнения. Я думаю, она просто головой поехала, — убеждён активист Савинов. — Как-то она назвала меня гандоном. Женщина, что с неё взять? Эмоции! Я не обиделся, но и пропустить это не мог. Написал заявление в полицию».

В тот раз Ирину оштрафовали на три тысячи рублей.

В последние годы, когда Koza press стала известным медиа на федеральном уровне, Славину штрафовали постоянно: за «фейки о коронавирусе», за клевету в адрес местных патологоанатомов, за организацию марша в честь Бориса Немцова, за предложение переименовать город Шахунья в «Шахуйню» из-за появившегося там портрета Сталина. Заявления на Ирину почти всегда писал Савинов.

Люди из окружения Славиной называют Савинова профессиональным провокатором, «мурзилкой» на службе центра «Э». Однако сам он утверждает, что пишет заявления в полицию на нижегородских активистов из обострённого чувства справедливости, а с местными сотрудниками не знаком. «Вот вчера меня чуть не сбила машина, я запомнил номера и позвонил в 112, — говорит Савинов. — Я доносчик?» Савинов несколько лет состоит в ОНФ, и хотя за эти годы немного разочаровался в движении, успел достигнуть результатов, которыми гордится. «Я не всегда действую публично, я скорее общественник, чем политик, и какая-то часть работы вообще происходит в тени».

За несколько лет до смерти неизвестные забросали подъезд Славиной оскорбительными листовками. Савинов свою причастность отрицает, хотя и называет работу «качественной». Так или иначе, листовки буквально валялись повсюду: вокруг дома и даже на работе у мужа Славиной. «Год назад ночью порезали колёса. Через неделю — ещё раз, — вспоминает Мурахтаев. — После её текста о том, что ФСБ искусственно создавала шахидов: просто брали совершенно невиновных этих абреков и двоих даже расстреляли. Я боюсь, что нашего главного фсбшника сняли из-за этого».

В анонимном телеграм-канале о местной политике «Фантастические твари» появилась публикация о том, что сын Ирины был судим. «Они били по нашим болевым точкам, — говорит муж Ирины. — Мы не отрицаем, что эпизод такой был, наши дети — это наше слабое место, да. Просто довели человека. Нет, это был не суицид — это был акт её несогласия. Ты делаешь, делаешь, а тебя снова окунают».

«В её понимании в России произошла гуманитарная катастрофа, — злится Князев, ему надоело отвечать на вопрос, почему Ирина сделала это с собой. — Некоторые уезжают, как Бабченко, и пишут оттуда, а чё вы себя сжигаете? Сожгли бы здание УВД! Он бы ещё небесной сотне это сказал, которую на Майдане расстреляли. Она просто пошла на подвиг. Ради меня, ради тебя, идиота! Она слишком глубоко погрузилась в тему проблем нашего общества. У меня семья, я не могу себе это позволить. А она слишком погрузилась».

Ранним утром, за день до гибели Ирины, силовики позвонили в её квартиру. Пока журналистка созванивалась с адвокатом, дверь начали пилить болгаркой. Муж открыл, ему предъявили протокол обыска. «Тогда ещё и сайт умер, — вздыхает Мурахтаев. — То есть у нас был обыск, а потом ещё и умер сайт. Скорее всего, это было последней каплей. Его восстановили, конечно, но к тому моменту акт уже свершился».

Вечный огонь

Наутро после самосожжения жены Мурахтаев по-прежнему выглядит бодро: кажется, он до сих пор в шоке. Его усталость выдают только красные глаза. «Они ж мне ещё не сообщили ничего, вообще, — говорит муж Ирины. — Они щас чешут репу, чё делать?» Далматинец Май тычется мордой в диван. В стекло балкона бьются крупные мухи. Матери Славиной очень плохо. В дверь звонят какие-то люди. Двадцатилетняя дочь Славиной смотрит в пол.

В город приехали московские силовики — проводить доследственную проверку по факту доведения до самоубийства. Самодельные плакаты с именами потенциальных обвиняемых висят на улицах города: фамилия следователя, что ведёт «дело макаронного монстра», судьи, давшего санкцию на обыск, заявителя по этому делу — Савинова. В комментариях в «фейсбуке» последнего обещают убить. Губернатор надеется, что всё устаканится: «Я искренне скорблю вместе с теми, кто не может смириться с уходом Ирины и с той страшной формой ухода, которую она выбрала. [...] Говорят: любовь сильнее смерти. Хочу, чтобы так было и в этот раз».

Тело Ирины Славиной — в морге. Муж, сын и близкие друзья встречаются в антикафе «Храм летающего макаронного монстра», чтобы обсудить вопросы с похоронами и место будущего мемориала Славиной: есть как минимум два варианта, памятник козе на центральной пешеходной улице города и место, где она совершила самосожжение. В итоге выбирают второй вариант.

«Она сама выбрала это место, — объясняет Князев. — Под окнами тех людей, которые виноваты в том, что происходит в стране. Пусть там будет её память — вечная. Ну, по крайней мере пока мы живы. Вечный огонь — из свечей. Она же зажгла огонь! Очень будет правильно, наверно, символично, если её огонь будет продолжаться — хотя бы в виде свечи».

Издание Koza press взялась возглавить Еникеева, решившая вернуться в медиабизнес в память о подруге. Ту самую шарлотку мать Славиной отдала ей. «Я до сих пор к ней так и не притронулась, — говорит Еникеева. — Но возьму её с собой [на церемонию прощания]. Она ведь до сих пор как свежеиспечённая. И если проститься с Ирэнкой придёт губернатор, я угощу его этой шарлоткой».