Экс-журналиста «Ъ» Ивана Сафронова задержали по делу о госизмене: его подозревают в «шпионаже на одну из стран НАТО». Юрист Евгений Смирнов, один из немногих в России, специализирующихся на защите «шпионов», рассказал Baza о том, почему оказаться на месте подсудимого может каждый, а доказать свою невиновность практически невозможно
Государственная измена существует в двух формах: вы имеете допуск к гостайне и выдали её. Контрразведке это не интересно — за такое звёздочку не получить и срок там небольшой — до пяти лет. Второй вариант: вы не имеете допуска к гостайне и выдали её; это шпионаж — это от 12 лет до 20 лет, и звёздочка следователю обеспечена. Отличные карьеры строят и прокуроры: в своё время с роли обвинителя начинали нынешний полпред президента Александр Гуцан и экс-заместитель генпрокурора Леонид Коржинек, ушедший недавно в отставку.
Ощущение, что все уголовные дела последнего времени, где судят учёных, журналистов, случайных свидетелей чего-то секретного, это абсурдные дела — вполне справедливое ощущение. На протяжении предыдущих двадцати лет по статье о госизмене возбуждалось три-пять дел в год. Рост начался после событий 2014 года (присоединение Крыма, война на Юго-Востоке Украины. — Прим. ред.). У нас произошло обострение отношений с рядом стран, изменилась риторика: «везде враги». Так как Россия внутри кольца врагов, значит, они просачиваются и сюда, а это значит — врагов нужно находить. Они и находятся — среди кухарок, домохозяек, продавщиц хлеба или, как сейчас, — журналистов и учёных.
В 2015 году количество приговоров подскочило до 15 в год, а в последние пару лет — до 20–30.
Дела о шпионаже, как правило, проходят в полном молчании и стороны защиты, и представителей обвинения. Но все истории, о которых мы что-то знаем, это истории людей, которых обвиняют в шпионаже. Маркеров, по которым можно чётко определить «здесь госизмена, а здесь пересказывание соседу того, что я увидел в окно», два: в сути самой информации, которая передавалась, и мотиве, зачем это было сделано.
Во всех делах, которые я вёл, мотив был доказан очень формально.
Вот учёные в ходе подготовки к семинару обменялись электронными сообщениями. Вот кто-то что-то услышал и пересказал соседу. Ни о каком вознаграждении речь не идёт, но практика сложилась таким образом, что следствие не утруждает себя доказательством мотива.
Основа обвинения — экспертиза. Она подтверждает то, что сведения — секретные. Ввиду их возможной секретности экспертизу проводит само ФСБ. По сути, сверяет данные с перечнем секретных сведений. Разумеется, перечень тоже секретный и доступа к нему не имеет даже судья. То есть он на слово должен поверить обвинению, что улики — это улики.
«Не имеем оснований не доверять», — говорит судья и просто принимает результаты этой экспертизы. Так происходит всегда. При этом сторона защиты не может предоставить альтернативное заключение. Например, есть электронное письмо, в котором, по версии обвинения, содержится гостайна. Копию нам никто не даст, потому что сведения секретны, а найти независимых экспертов, которые имели бы допуск, — невозможно.
Бывают, разумеется, примеры, когда победить удаётся. Было дело Светланы Давыдовой: она позвонила в посольство Украины и сообщила, что солдат из соседней с её домом военной части ушёл воевать в Донбасс. Её удалось оправдать; дело Севастиди, которая накануне конфликта в Южной Осетии отправила знакомому грузину СМС о том, что к границе едут танки, закончилось помилованием.
Иван Сафронов. Фото: https://openmedia.io
Всё получилось только потому, что к делу был привлечён общественный резонанс. В случае с Давыдовой внимание привлекли через неделю после её задержания, в случае с Севастиди — когда она была в колонии, и поэтому её освободили позже.
Интересно, что Севастиди арестовали семь лет спустя отправленного СМС, в 2015 году. Всё дело в том, что подобные дела возбуждаются ради статистики. Когда у следователя заканчивается одно дело и освобождаются руки — он берёт другое. Материалы всё это время копятся, собираются, ну а там уже выбирают — что получше. Возможно в этих папках есть и ваша необдуманная эсэмэска.
Иногда проходит год, иногда, как в случае с Севастиди, семь лет. Если вы проанализируете новости, то увидите, что вспышки дел по госизмене происходят два раза в год: в середине лета и в середине зимы. Связываю это с цикличностью: в среднем дело расследуется год-полтора. Следствие по нему заканчивается и начинается новое. Это лето не исключение: вот сейчас появилась целая пачка дел о госизмене, буквально в течение пары недель.
Сама статья, по которой судят за измену, тоже не идеальна. В 2012 году там появился третий, кроме выдачи гостайны и шпионажа, пункт — «оказание иной помощи направленной против безопасности Российской Федерации». Что значит иная помощь? Бабушку-шпионку через дорогу перевести — это помощь? По такой статье даже не надо ничего случайно узнать. Эта форма пока не применяется, но, как ружьё, висит на стене, она должна однажды выстрелить. Вопрос времени.
Разумеется, все участники процесса — и обвинения в том числе — понимают абсурд происходящего. Любимая фраза — «ничего личного, только работа». Следователь может сделать поблажки бытового характера — разрешить свидание, помочь в решении бытовых трудностей или добиваться включения смягчающего обстоятельства. В остальном они очень ограничены в своих возможностях, потому что работают на систему.