Два крупнейших города Украины находятся в зоне боевых действий. На улицах регулярно раздаются сигналы тревоги, а обломки снарядов падают на жилые кварталы окраин. Власти объявили метрополитен лучшим укрытием от обстрелов — последний раз в Европе это было во время бомбардировок в Белграде, 23 года назад. Baza записала истории обычных людей, которые буквально живут на станциях сейчас или оказались там в самые страшные часы.
Юлия Литвинова, 28 лет, мать с грудным ребёнком
Харьков, станция метро имени Масельского
Я кормила ребёнка и услышала грохот, в пять утра, как и вся Украина. Муж подпрыгнул и сразу тоже всё понял. Начали в спешке собираться, чтобы выехать за город и какое-то время пересидеть там. Но уже через 20 минут на дорогах были сумасшедшие пробки, забиты заправки. Два часа пытались выехать из дома под канонаду и сирены. Две бутылочки воды по 300 граммов — на сто километров нам этого не хватит. Мы развернулись и поехали к родителям мужа, где метро совсем рядом.
Спустились [на станцию] днём, с часу дня до шести вечера, когда объявили воздушную тревогу. Потом стало очень много людей, а я с двухмесячным ребёнком — и муж настоял на том, чтобы пойти домой. Люди не паникуют, все предлагали уступить место. [Там] установили питьевые фонтанчики, но с детьми, которые на смесях, — невозможно подогреть водичку, помыть бутылочки, простерилизовать. И очень плохо работает вентиляция: ребёнок сегодня уже с опухшим глазом и насморком. Была бы одна — находилась бы там постоянно, плюс-минус всё нормально. С детьми — анриал. В итоге мы сейчас находимся в подвале, а в метро пересидели самую жесть.
Мне постоянно страшно, сейчас с вами разговариваю — мне страшно. Муж открывает тумбочку шуршащим звуком — мне страшно. Я не знаю, как обеспечить сохранность своего ребёнка. Она всё это чувствует, два дня спит только на мне, не могу её положить рядом. Мою маму на Киевской взрывной волной отбросило на полквартиры.
Нет никаких задач, мы не знаем, как действовать. Вода есть, смеси нормальные разгребли, кормлю «Малюткой» из 90-х. В моих фантазиях Россия даёт коридор тишины на сутки, чтобы женщины и дети доехали до Львова. Но понимаю, что это неведомая роскошь.
Записано 26 февраля, 0:16.
Катерина Чубук, 26 лет, попала в давку на эвакуации
Киев, станция метро «Золотые ворота» — Центральный вокзал
Проснулись с парнем от глухого взрыва в пять утра, и, конечно, сразу в голове: «Началось». Это не паника, не слёзы, просто непонимание. Потом ещё взрыв, ещё, штук пять. Начала появляться информация, что это удары по стратегическим объектам. Ещё кто-то говорил, что это, наоборот, психологическая атака, чтобы мы засуетились, начали снимать деньги и так далее. Казалось, что это «разовая акция», а не что-то, что станет нашей новой реальностью.
Когда наступило утро, пошли собирать продукты — ещё не было никакого ажиотажа, в магазине продавщица подшучивала: «Такие недовольные лица у всех, хотя это мне работать весь день, а у вас выходной». Девушка в очереди к банкомату сетовала, что не купила своему питону тараканов и мышей: «Чем он будет питаться, если придётся сидеть дома? Он же меня съест». Всё было как-то весело и на адреналине, кажется, мы не отдавали себе отчёта.
Ночь до метро была тревожная, как фильм «Эффект бабочки» или «Господин Никто»: вроде несколько вариантов развития событий, но ты не знаешь, что выбрать и как поступать. Телеграм-каналы засыпали сообщениями: «В эту ночь будут уличные бои», «Будет жёсткий обстрел», «Будет покушение на президента», — конечно, большая часть этого дезинформация. Был вариант поехать в Ирпень, и я рада, что мы не решились, потому что там как раз рядом прошли тяжёлые бои за аэродром Гостомель. Ещё дилемма: всю ночь клеить стёкла скотчем или спуститься в метро. Станция «Золотые ворота» от нас в километре, и уже наступил комендантский час. Когда атаки участились — на меня накатила истерика, решили добраться до станции пешком.
Взяли только плед, аккумуляторы и воду. Мы даже не думали, что это надолго. «Золотые ворота» — красивая станция, классная архитектура, публика собралась разношёрстная: хипстеры, пенсионеры, мамы с детьми, кто-то уже разложил спальники и расставил стулья.
В метро ничего не слышно, даже если ядерная бомба упадёт — там не заметишь. Страшнее всего было от новостей. Примерно в полпятого мы увидели ролики, где обломки ракеты упали на дом, пострадали люди. Друзья перестали выходить на связь — стали переживать за всех знакомых. А ещё звуки животных: коты очень тревожно мяукали, собаки постоянно лаяли друг на друга. Сотрудница метро вдруг предложила нам чай, хотя она не проводница и мы чужие люди. Вообще, делать что-то и помогать эмоционально легче, чем просто сидеть дома и ждать.
Уже в семь утра попросили убрать лежачие места, потому что в метро, мол, начали прибывать первые пассажиры — и только мы поднялись, как киевская администрация разослала сообщение о тревоге и призвала всех в укрытия. Это был жуткий момент, потому что мы уже увидели свет в конце тоннеля — но пришлось снова спуститься.
В течение дня мы выбирались ещё несколько раз, только доходили до дома, чтобы собрать вещи, — и снова сирена. У меня начались панические атаки, не могла нормально дышать. На лифтах ездить нельзя, поднимались по ступенькам. Заклеили окна. Парень повторял: «Я просто хочу спать, я просто хочу спать», — но в то же время ты на адреналине, и тебе очень страшно, эти чувства смешиваются. Ты дремлешь пару часов, открываешь глаза — и опять: «Срочно спускайтесь в укрытие». Это, наверное, один из самых страшных моих дней.
Несколько поездов внезапно добавили на западное направление, до Львова. Это был шанс. Подруга, уехавшая днём ранее, сказала, что сейчас сажают даже без билетов, на одно место, если очень проситься, — проводники не звери, и есть приказ свыше эвакуировать всех, кого можно. Мы максимально быстро собрали вещи и пошли на вокзал пешком. На табло в центральном холле не было расписания поездов — их объявляли за 20 минут до отбытия. Познакомились с группой ребят, которым удалось добраться из Харькова: там ещё хуже, они собираются на запад. Паника — громкое слово, но это было что-то похожее. Вдруг объявили поезд на Львов.
Мы спустились вниз — и там была просто жесть, толпа как на концерте, не протолкнуться. Огромная группа иностранных студентов, темнокожие, пищали и орали, любыми способами пытаясь протиснуться в поезд. Мы смотрели испуганно и жались к стене. Полицейский стал стрелять в воздух. На второй состав Intercity, сидячий, тоже не попали — проводник извинялся: «Я не могу! Я уже набрал людей, три человека даже в туалете едут». Я почти отчаялась. Парень думал заплатить таксисту, но они просто отказывались ехать — на трассах мёртвые пробки. На третий поезд всё-таки забрались, и я начала писать лайфхаки в соцсети: лучше стоять не посередине, а сбоку перрона, мужчины говорят, что они с детьми, женщины — что одни, так можно попасть целой семьёй.
Большинство мужчин стояли в тамбуре, много иностранцев. Нам повезло залезть в купе, где было девять человек, включая детей. Я наблюдала за ними — одна мама сказала дочери: «Возможно, мы побудем на вокзале сегодня ночью, потому что нам пока некуда идти», — а девочка спрашивает: «Как бомжи?» — «Да». — «Худшая будет ночь в моей жизни». Другая мама строго своему сыну: «Ты думаешь, это повод тебе не учиться? Завтра будешь мне математику делать и французский. Жизнь продолжается». Таких разговоров было очень много:
— Это всего лишь вторая ночь в моей жизни, когда я не сплю, — мальчик говорит, — только без подарков и ёлки.
— Ну вообще, это подарок, что мы сейчас здесь в безопасности.
— Украина такая большая страна, мы так долго едем.
— Да, большая, мы великая страна.
Сейчас мы во Львове, но я не чувствую себя в безопасности. У меня был билет на Краков в Польше, но мужчинам запретили выезд из страны. Даже в Карпатах некоторые отели принимают только женщин с детьми. Объявили всеобщую мобилизацию, и, наверное, большинство пар теперь разъединятся. Мой парень даже не был на военной кафедре (замолкает. — Прим. Baza). Мы боимся, наверное, мы не готовы стрелять или что-то (начинает плакать. — Прим. Baza). Мы не хотим умирать.
Пожалуйста, передайте своим людям, что нас не нужно ниоткуда вызволять. Нам здесь прекрасно. Мы любим свою страну.
Записано 26 февраля, 13:26.
Вика, 27 лет, иллюстратор, ночует в вагоне двое суток
Харьков, станция метро имени Масельского
В какой-то момент мужчин начали уводить глубже в тоннели, а на платформе оставили женщин и детей. Но сейчас все снова вместе. Бои шли рядом с нами, на станцию спускались наши военные с оружием, полиция.
Мы тут уже сутки, собираемся провести тут вторую ночь. Со мной моя мать. Дедушке и бабушке по 73, живут в другом районе, у них под домом нормальный подвал. [В день начала войны] я вскочила от взрывов в пять утра, побежала будить мать. Выпили успокоительное. Обстрелы продолжались до семи. Мобильную связь восстановили где-то к часу дня. Списались с подругой поблизости. Искали убежище, что было отмечено на карте, но не смогли его найти — решили идти в метро.
Здесь оставили поезд, мы в нём нашли места. Сотрудники метро открыли для нас туалет, соорудили два фонтанчика, носят кипяток в чайниках. Одной девушке стало плохо, вызвали ей врача. Все говорят с родными по телефону, с друзьями, читают новости вслух, пытаются шутить, но видно, что нервы на пределе. Легче всего детям — им весело, это приключение. Многие принесли с собой собак и котов. Страшно почти постоянно, потому что теперь пугает даже тишина или шорох шин машины.
Крупные супермаркеты не работают, в ночном магазине у дома купили какие-то сладкие рулеты и сок с трубочкой. Мимо нас на всех парах проехала бронетехника. Мой отец воевал в 2014-м, сейчас в отставке с пенсией, занимается гуманитарной помощью. Люди держатся. Им страшно, но сейчас мы здесь все вместе, сейчас даже крики детей не бесят. Страшно — в тихой квартире на последних этажах, где негде спрятаться.
Записано 25 февраля, 21:41.
Андрей Гнутов, 23 года, креативный директор, вырос в Луганске
Харьков, станция метро «Пушкинская»
Я родился в Луганске и жил там до пятнадцати лет. Бежал только в июле 2014 года, когда конфликт там был в самом разгаре. Сейчас напряжение нагнеталось несколько недель, но я не замечал этого — был слишком увлечён работой. А позавчера девушка растолкала меня в пять утра в Харькове со словами: «Всё, стреляют». Прошло восемь лет, и я всё ещё в этом дерьме. Наша семья уже это проходила. От стресса желудок сократился в размере и решил вытолкнуть своё содержимое. Меня рвало, это настигнет ещё пару раз. Ещё в детстве проходил реабилитацию из-за психической травмы, а теперь всё по новой.
Собрали вещи, документы и двинулись к родителям Вероники. В чате моего агентства обсуждение: кто-то уехал в Ивано-Франковск, приятель уехал в Кременчуг, а девушку, у которой в Харькове никого нет, мы позвали к себе.
От станции «Метростроителей» доехали до Пушкинской, она самая глубокая — и там я начал понимать, что здесь формируют убежище. Подвал — дело ненадёжное, ведь если многоэтажка сложится, выбраться оттуда будет чрезвычайно тяжело. Люди сидели на полу, вокруг были пледы, чемоданы и вода. Мы поднялись к родителям девушки в квартиру. Выпили чай, познакомился с её бабушкой, Ниной: ей 93 года, в годы Второй мировой она была подростком, и сейчас всё это производит на неё особое впечатление. Затем приятель, который тоже двигался к нам, вдруг написал, что его поезд остановили в тоннеле и машинист отказывается двигаться, пока ситуация не станет безопаснее. Через пару минут прозвучала сирена — мы поволокли Нину Сергеевну в метро, а на платформе разлеглись вокруг её стула.
Моя сестра — в Купянске, 120 километров от Харькова, мама и сейчас в Луганске. Первое время она вообще не понимала, что происходит, писала: «В Луганске спокойно. Обстрел. Обычный день». У неё нет доступа к украинским ресурсам, она узнала про атаку на всю Украину только из разговора со мной.
Паспорта в нагрудном кармане. Кроме самого необходимого и одежды я взял с собой пару книг: учебник по рекламе, которую сейчас изучаю, и книгу про то, как изменилось искусство «от импрессионистов до Бэнкси». Забыл швейцарский нож и наушники, второй день без музыки. Но сейчас бит больше за окнами звучит.
Когда я бежал из Луганска, я заколотил в нашем доме каждое окошко: меньше всего мне хотелось, чтобы дом разграбили. Сейчас мы просто начали заклеивать стёкла скотчем крест-накрест. Успели лишь часть — и снова надо бежать: все трубят, что будут бомбить. Есть своя драма во взгляде человека, который первым увидел новость о воздушной тревоге. На нём ответственность за нарушение общего покоя и вместе с тем за скорость реагирования.
Застали работу нашей обороны — взрыв, свист, хлопок, но снаряды в небе летят снизу вверх. У нас появилась общая шутка, что теперь в резюме в графе «стрессоустойчивость» можно просто указывать «украинский паспорт», а Россия потом должна будет компенсировать психологическое лечение всем гражданам нашей страны.
В метро нет никакой паники, все просто чего-то ждут, читают. Сидишь и обновляешь ленту. Свайп. Свайп. Бабушка Нина каждый раз, спускаясь, страшно раздражается: «Я же это всё уже проходила, ну какого черта?» В переходе продолжают работать ларьки и магазинчики, это поразительно — люди покупают там снеки, газировку, сок. Люди, которые обосновались в метро надолго и регулярно поднимаются на поверхность, опрашивают соседей, что им взять в супермаркете. Сигнал к тому, что ситуация стабилизировалась, — запуск эскалатора. Его включают на 5–10 минут, чтобы быстро подняться. Спускаются вниз обратно ножками. Смешно, что сотрудник метрополитена продолжает кричать в громкоговоритель, чтобы не подходили к краю платформы, потому что пути не обесточивают.
Увидел информацию об отправлении с вокзала Харькова эвакуационного поезда: вроде как была возможность ехать на Киев. Но западные регионы сейчас не сильно безопаснее восточных. В Харьков хотя бы пока никто не заходил, украинские войска сдерживают. Поэтому мы всё ещё думаем, что делать. Объявлена всеобщая мобилизация, я в четвёртой волне — это те, у кого нет никакой военной квалификации.
Помню, мне 15 лет, происходит революція гідностi, свержение Януковича, появление ЛДНР, российские войска в Крыму — а я заканчиваю 9-й класс и вообще не понимаю, что происходит. Захожу в библиотеку, чтобы заполнить обходной лист, выхожу — и вижу перед собой на перекрёстке воронку от снаряда и мясо по углам. Помню, как ждали шестичасовой поезд на полустанке, чтобы уехать оттуда, — а он приехал только в два часа ночи, и всё это время мы смотрели на точки снарядов над головой — туда-сюда, туда-сюда. Это было похоже на падающие звёзды. Это было опаснее, чем здесь, но я думаю, мы в Харькове просто ещё не видели дерьма.
И вот снова воздушная тревога. Проверили во всех каналах. Оставили часть группы внизу и пошли за пледами, подушками, едой, чтобы остаться на ночь в метро. Если придётся спать на полу — берегите почки и зад. Возьмите кофту, обмотайте рукава вокруг поясницы, как было модно когда-то, чтоб свисающая часть накрывала ягодицы. Ложитесь на спину. Так вы не почувствуете холода каменного пола.
Записано 25 февраля, 22:58. После ещё одной ночи в метро 26-го февраля Андрей с группой всё же попал на эвакуационный поезд западного направления.
Олег. 26 лет, программист
Киев, станция метро «Выставочный центр» (ВДНХ)
Да сложно сказать, чел. Очень сюрреалистично. Позавчера «Киберпанк» проходил, а сегодня смотришь в потолок станции. Сон сейчас — это роскошь. За два дня спал часов пять. Никогда ещё в жизни не завидовал храпящему мужику.
Когда осколок ракеты попал по дому на левом берегу [Днепра] — стало ясно, что может произойти что угодно и даже безопасных районов нет. В убежище отправились на второй день, в 7 утра. Мы живём рядом с метро, спускались два раза: вечером начало греметь сразу много взрывов, это явно опасный паттерн; на обычные взрывы поодиночке перестаёшь реагировать очень быстро. В холле сидел мужчина средних лет, на полу радио транслировало новости. Дети играли. Очень напомнило какое-то метро Глуховского. Мы взяли только зимнюю куртку, пледы, еду, документы. Но, вообще, хотелось бы иметь радио, как у того мужика, потому что мощности модуля FM в телефоне не хватает, чтобы поймать сигнал.
Днём, когда поезда ходили между станциями, мы отправились на «Теремки». Цель была купить сухпаёк в «Ашане» — он заявил, что будет работать с 9 до 18, но соврал. Магазин закрыт, вход завален поддонами изнутри. Мы обошли ТЦ и со служебного хода увидели, что товар у них есть, — но внутри никого, ни покупателей, ни продавцов. Выяснилось, что почти все «Ашаны» не работают. Один из крупнейших ретейлеров провёл дезинформацию, из-за которой куча людей покидали свои убежища.
Вдруг прогремели взрывы, но далеко — это был [бой за военный аэропорт] Гостомель. Решили добежать до «Сильпо» по трассе от станции «Ипподром» — это один из крупных магазинов в моём районе. Пока шли, вдруг вышло солнце, и на мгновение я даже забыл про всё, подумал, как же всё-таки хорошо ходить по улице и не бояться умереть от случайного снаряда. Всё познаётся в сравнении.
Я спокойный как удав, могу это списать только на стресс и недосып. Суммарно мы в метро уже шесть часов, и ещё столько же точно будет. Моя мать за городом прячется в подвале своего дома, но это неэффективно, как по мне. К тому же она постоянно слышит, как над ними летают снаряды, — думаю, психотравму она точно получит. Ну и жена моя боится каждого звука теперь.
Задача сейчас простая — не сдохнуть, это приоритет. Но спишь на холодном полу, и, хоть и есть пледы и куртки, всё равно пробирается холод. Заболеешь, то привет пневмония — лечить тебя никто сейчас не будет, да и ковид никто не отменял. Тут все без масок. Когда такое происходит вокруг — не до него, хотя я уверен, что это ещё аукнется.
У меня есть родственники только со стороны ЛДНР. Когда всё это началось — у них было время покинуть район [боевых] действий, и мы за них переживали. Сейчас же они радуются, что нас бомбят, что нам так и надо. Связаться даже не пытались. Вот такие вот родственники. Больше не хочется даже их знать.
Записано 26 февраля, 1:49.
Анна, 19 лет, cтудентка из общежития худвуза
Харьков, метро «Академика Павлова»
В 5 утра [24 февраля] мы все в общежитии проснулись из-за звона окон. Объявили, что наши районы попадут под обстрел — и все начали бежать в метро. Потом взрывы, видели, как вдоль главной дороги в направлении метро «Героев Труда» движутся танки, флагов не было.
Первое, что увидела, — много очередей возле банкоматов и магазинов. Куча людей, которые просто не знали, куда себя деть, и просто стояли. Как только услышали обстрел — сразу побежали [глубже] внутрь, и вот в такие моменты страшно, потому что ты не знаешь, что происходит снаружи. Или, наоборот, когда выходишь в туалет — а вокруг тишина.
На всех станциях метро сейчас живут люди, буквально один на другом спят. Выходить на улицу страшно, и многие просто не знают, что делать утром. Эвакуации нет, и эвакуационные поезда в Харькове остановлены. В холоде и в ожидании лучшего или худшего пытаемся пережить ночь. Особой помощи нет, люди сами по себе, многие надеются, что появятся волонтёры. Телефоны заряжаем как можем, через пауэрбанк или розетки на станции — они под лавочками и возле будки работников.
Кусок в горло не лезет: ешь, чтобы были силы. Печенье, вода, хлеб. Спать тоже невозможно, хотя у кого-то получается. Я и подруги спать не будем (страшно за вещи и просто от того, что происходит снаружи). Постоянно переписываемся с родными, пытаемся найти способы эвакуации из Харькова — но пока ничего не получается.
Записано 24 февраля, 23:53.
Настя, 20 лет, маркетолог
Киев, станция метро «Выставочный центр»
Для меня всё это не впервой, 2014 год я провела в Мариуполе, где родилась. Сейчас самых первых взрывов я не слышала. Просто проснулась, как обычно, зашла в телеграм, а там главная новость — Россия напала на Украину. Это, наверное, самый большой страх, который я испытывала в жизни, и полное отчаяние. Забилось сердце, отдышалась, начала собирать тревожный чемоданчик, а руки всё ещё трясутся. Потом кота — в переноску.
Жалею, что взяла только один плед, потому что спать пришлось на нём — но тогда нечем укрываться. К счастью, другие люди дали нам с подругой ещё два пледа и спальник. Познакомилась с ещё одной девочкой на станции: её родители в Черниговской области, туда она не может уехать, потому что там уже танки. Сидим вместе, не знаем, что дальше делать. В Киеве обещают бойню. Ближайшие супермаркеты не работают.
Страшно всё время, пока сидишь, но когда каждая новость о том, что новые бои, новая авиация, новые ракеты прибывают, — тогда вообще дико.
В убежище я провела всю ночь. Свет приглушают, но заснуть всё равно очень трудно и жёстко. Очень много людей с питомцами, любых животных разрешают брать с собой в переносках. Мало кто спал, всё-таки на станции шумно, люди разговаривают без конца. В переходе работал ларёк, можно купить слойки и чай — но карты не принимают, а наличка заканчивается. Полиция патрулирует и помогает вообще всем, чем может. Главной женщиной на станции воспринимается та, которая говорит в громкоговоритель важные новости, — её мало кто видел, но все слушают.
Моя мама сейчас в Мариуполе, а сестра в Москве — она вышла замуж и стала гражданкой России. Один брат — срочник, другой — сотрудник нацгвардии, и они сейчас оба в одной части. Я очень переживаю, что в них могут попасть снаряды, ведь это стратегический объект.
Дальше будем выживать. Я посмотрела обращение военных и президента. Я даже не знала, что наш народ настолько идейный и настолько верит в Украину, которая такая маленькая на фоне России. Но у нас есть цель и идея, и это нашу нацию отличает. Мне кажется, у российских военных сейчас этого нет, они не понимают своей цели, она размытая. Я запомню, что наши главные люди не покинули Украину, что мы все были друг с другом. Три года я жила в Ростове, поэтому сейчас ещё запомнилось, как мне пишут с поддержкой друзья и знакомые из России, просят прощения — и я каждого благодарю.
Я надеюсь, что это закончится, не хочу бросать свою квартиру в Киеве. Но если нет — буду стремиться на польскую границу, как беженец, потому что не вывезу это всё снова, после Мариуполя.
Записано 25 февраля, 10:01. Спустя день Анастасия эвакуировалась в город Белая Церковь под Киевом.
Ксения, 29, третьи сутки спит в вагоне с собакой
Харьков, станция метро в центре города
Я вышла из дома, потому что всё равно нужно было гулять с собакой, а ещё набрать воды. Один автомат уже был пустой, пошла к другому — там очередь. Принимает только наличные, у меня только крупные. Какой-то мужчина закинул за меня деньги и сказал: «Набирай и иди прячься», — и тогда я чуть не разрыдалась. Фотографии со снарядами, застрявшими в асфальте, — это в трёх километрах от меня. Родители вообще в Крыму, но это другая история.
Дома, собрав рюкзак и чемодан, поняла, что взяла килограммы корма собаке, а про себя вообще забыла. Уже разместившись в вагоне, я поняла, что страшно хочу есть, хотя бы чего-то сладкого — а у меня в чемодане только какие-то странные вещи, типа безглютеновые смеси для панкейков и арахисовая паста. Компания молодых людей рядом, наоборот, супер подготовилась, они принесли матрасы, расстелили пенки, расставили миски для животных, а себе сварили гречку.
Все были в восторге от моей собаки — обычно она очень активная, и её приходится успокаивать; сейчас наоборот: пес — волонтёр по антистрессу, постоянно кто-то подходит тискать. Если бы телефон в два часа ночи не разрядился — я бы даже не поспала, потому что ты читаешь новости без остановки, тебе пишут, ты отвечаешь. И вот я лежала на сиденье, укрылась пледом, в ногах собака — и вообще не думала, что это метро, где каждый день тысячи людей ездят. Только «как же хорошо, что здесь ничего не слышно и с тобой ничего не произойдёт». Снилось, что мы заклеиваем окна в квартире, которая уже не выглядит как моя, потом — как я прячусь в ванной, а воды и электричества уже нет.
Но все здесь сейчас стараются помогать друг другу, меня покормили блинчиками с котлетами, а я в ответ давала финики. Потом по громкоговорителю объявили о подвозе воды к вестибюлю. Иногда объявляли, что нельзя выходить и что введён комендантский час. [26 февраля] от города привезли хлеб, печенье для детей.
Нам бы выбраться хотя бы во Львов, оттуда можно в Польшу уехать как минимум. Но сегодня у нас комендантский час с шести часов вечера — я уже не выйду. И дома стремно, если будет слышно взрывы, а слышно будет — я с ума сойду.
Записано 26 февраля, 18:30.