Цифровая психодрама. Как современные технологии меняют нашу смерть

Когда мы умрём, в интернете останутся тысячи наших цифровых следов: от будничных переписок до геометок и фотографий. Эти данные — топливо для нового рынка приложений и сервисов, которые воссоздают цифровые копии покойников и позволяют пользователям вновь поговорить с усопшими. Но подобные технологии влекут за собой массу проблем в духе «Чёрного зеркала», и теперь обществу придётся их решать не в теории, а на практике.

«Наверное, это и есть настоящий рай»

В феврале на южнокорейском телеканале MBC вышел необычный эпизод документальной передачи «Meeting you». Он был посвящён встрече женщины по имени Джан Джи-Сун с семилетней дочерью Найон, умершей три года назад от редкого наследственного заболевания, гемохроматоза. Устроить такую встречу удалось с помощью VR и тактильных перчаток.

Разработчики MBC трудились над образом Найон на протяжении восьми месяцев. Они полностью воссоздали внешность девочки, её голос и мимику. Более того, команда использовала технологию захвата движений и записала их с помощью специально приглашённого малолетнего актёра. Таким образом разработчики хотели сделать сцены максимально естественными. Всё, что требовалось от участницы эпизода, — это просто надеть VR-шлем.

Находясь в симуляции, Джан вновь увидела Найон на воссозданной лужайке городского парка, в котором они когда-то любили вместе гулять. Девочка выбежала навстречу матери и спросила у неё как ни в чём не бывало: «Где ты была? Ты скучаешь по мне?» Джан не смогла сдержать слёз. Она попыталась обнять умершую дочь или хотя бы прикоснуться к ней, но даже с тактильными перчатками сделать этого не удалось. Затем мать и дочка перенеслись на небо — в место, где «живёт» Найон. Там они отметили семилетие девочки. На прощание Найон прочитала Джан заранее подготовленное письмо и пообещала, что всегда будет скучать по матери.

Этот эпизод «Meeting you» отдалённо напоминал реалити-шоу: вокруг Джан, находящейся в съёмочном павильоне на зелёном фоне, сновали операторы с камерами, а за происходящим со стороны наблюдали её муж и трое детей, реакцию которых режиссёр также включил в эфир. Но изначально предполагалось, что женщина получит своего рода терапию, которая сгладит тяжёлую травму. После съёмок Джан призналась, что опыт, пережитый в виртуальной реальности, научил её не столько скучать по Найон, сколько любить её ещё больше.

Несмотря на внешне положительный результат эксперимента и тысячи одобрительных комментариев под видео, пользователи и эксперты начали спорить о вреде подобных методов. Действительно, эпизод получился крайне эмоциональным, но он также поставил ряд вопросов касательно этичности применения технологий в психотерапии горя и утраты. В общих чертах критика сводится к следующим тезисам:

• Использование VR для воссоединения с умершими не изучено должным образом. Мы не знаем, как виртуальная терапия повлияет на психику человека в долгосрочной перспективе.
• Люди, прошедшие VR-терапию, могут впасть в зависимость от неё и зациклиться на своей травме с болезненными воспоминаниями. В таком случае технология только усугубит проблему, а не решит её.
• Технологические компании, собирающие о нас всевозможные данные, едва ли упустят возможность обогатиться на цифровой терапии. Это может привести к эксплуатации человеческого горя ради прибыли.
• Современные технологии ещё недостаточно хороши, чтобы избежать эффекта «зловещей долины» при воспроизведении мёртвых. Даже Джан упоминала, что модель Найон выглядела «не совсем так», как реальная девочка. При ошибках в моделировании люди могут испугаться или запаниковать, встретившись с «умершими».
• Прибегая к подобным практикам, мы не учитываем мнение покойного. Далеко не факт, что близкий нам человек согласился бы предоставить данные для своего VR-воплощения и вернуться к жизни в виде текстур и пикселей.

В разговоре с «Базой» клинический психолог и гештальт-терапевт Ирина Смолярчук отметила, что общение с умершими через виртуальные симуляции напоминает метод психодрамы, применяемый в терапии облегчения. Психодрама, помимо прочего, помогает пациентам при помощи метафор и под присмотром специалиста отработать травмы, которые связаны со смертью близкого человека. Но в одиночку, подчёркивает терапевт, проводить такие сеансы опасно, поскольку технологии, имитирующие покойников, вмешиваются в психику человека. В результате пользователи с пограничным расстройством личности или скрытым течением психиатрических расстройств своими действиями могут спровоцировать обострения и развитие заболеваний. Причём произойти нечто подобное может даже из-за одного сеанса общения с ушедшими.

«Это смелый и, с другой стороны, бесшабашный поступок по отношению к психике. У человека может обостриться скрытое расстройство. Могут появиться психоз, бредовости, галлюцинации, голоса. Может быть огромное количество синдромов, при которых потребуется срочное медикаментозное вмешательство», — объяснила гештальт-терапевт.

Любовь, смерть и боты

Эксперимент с Найон был логичным продолжением уже давно наметившихся тенденций. В 2013 году цифровое агентство Lean Mean Fighting Machine совместно с Лондонским университетом королевы Марии создало сервис LivesOn с броским слоганом When your heart stops beating, you'll keep tweeting («Когда ваше сердце перестанет биться, вы продолжите твитить»). Программа изучала ретвиты, часто повторяющиеся темы и слова на конкретном аккаунте, а затем, когда его владелец умирал, продолжала генерировать сообщения за него. Большой популярности сервис не снискал и быстро загнулся, но в очередной раз напомнил пользователям о цифровом наследии, которое остаётся в Сети после нас.

Годом позднее стартап-разработчики в рамках программы по развитию предпринимательства MIT запустили закрытый бета-тест куда более амбициозного проекта — Eternime. Концепция у него простая: пользователь оставляет заявку, предоставляет компании доступ к персональным данным, и впоследствии её нейросети изучают все цифровые следы клиента. Eternime синхронизируется с галереями на телефоне, собирает геолокационные данные, информацию об активностях, данные с сервисов для здоровья и сообщения с записями о повседневной жизни, которые пользователи оставляют непосредственно в приложении. Таким образом, на серверах компании совершенствуется копия заказчика — она растёт, как «тамагочи», и перенимает личные качества оригинала.

Предполагается, что после смерти пользователя у близких останется его аватар, который будет максимально похож на живого человека, с воспоминаниями, историями и способностью чатиться в мессенджере. С таким цифровым «призраком» можно будет поболтать о всяком или спросить совета. Правда, за шесть лет Eternime из стадии бета-теста так и не вышел, но, по словам основателя компании Мариуса Урсаче, разработчикам пришлось создавать технологию практически с нуля и всё ещё впереди.

К идее сервиса, который воспроизводит копию умершего человека, Мариус пришёл из-за смерти близкого друга. Интересно, что практически параллельно со стартом разработки Eternime в России началась похожая история чат-бота Roman, названного так по имени Романа Мазуренко — известного организатора тусовок и основателя стартапа Stampsy. 28 ноября 2015 года он погиб в аварии на Софийской набережной Москвы. Для Евгении Куйды, близкой подруги Романа, это был тяжёлый удар — в какой-то момент она заметила, что постоянно перечитывает тысячи сообщений молодого человека со всеми его фразочками и ошибками (Роман страдал дислексией). К тому времени Евгения уже развивала проект Luka с собственными ботами, и на его основе девушка решила создать нейросеть, которая отвечает в мессенджере приложения в духе умершего друга.

Помимо Евгении переписки с Романом в нейросеть залили его родственники и друзья, благодаря чему бот научился распознавать речь и отвечать по-русски и по-английски. С момента запуска сервисом воспользовались сотни людей.

Но самая известная история развернулась в 2016–2017 годах. Тогда у журналиста Джеймса Влахоса умирал отец — врачи диагностировали рак лёгких IV стадии с метастазами в другие органы. 80-летний Джон и его родные понимали, что это конец. Поэтому Джеймс, пытаясь хоть как-то увековечить воспоминания отца, провёл серию интервью и записал его рассказы о минувшей жизни на диктофон.

После расшифровки аудиозаписей получилось 203 листа, полностью состоящих из слов Джона Влахоса. Но его сыну этого было мало. Ещё в ходе бесед с отцом Джеймс, увлекавшийся технологиями, загорелся идеей создать чат-бота на основе нейросетей и эмулировать личность отца на компьютер. Так с одобрения Джона родился проект Dadbot. Изначально сервис, на разработку которого ушло несколько месяцев, представлял из себя обычное диалоговое окно с «Центром обсуждений» — там можно было почитать историю жизни отца с разбивкой по темам.

Вскоре Джеймс прокачал Dadbot до такой степени, что тот научился реагировать на время суток («Я бы поговорил, но разве сейчас не надо обедать?»), запоминать дни рождения близких («Хотел бы я отметить вместе с вами»), вставлять фирменные обороты отца («Как дела, чёрт возьми?») и даже воспроизводить аудио с его рассказами.

Спустя некоторое время про Джеймса Влахоса написали СМИ, и ему посыпались сообщения от людей, которые потеряли своих близких и хотели бы вернуть их к жизни в цифровом виде. В результате Джеймс создал сервис HereAfter — он наследовал основные идеи Dadbot, но делал упор на более широкий функционал с использованием ИИ. Так, вместо диалогового окна пользователям нужно общаться с умершим через «умную» колонку типа Alexa или Google Assistant. Причём вместо дефолтного голоса HereAfter отвечает настоящим голосом родственника, которого уже нет в живых. От клиента требуется только согласовать серию интервью по Интернету или в реальности, а затем записать их с сотрудником компании и оплатить ежемесячную подписку на сервис, когда бот будет готов.

Забавно, но на официальном сайте HereAfter всерьёз открещивается от параллелей с «Чёрным зеркалом» и подчёркивает, что приложение — это современная библиотека воспоминаний и архив памяти о тех, кого больше нет.

Как говорит Ирина Смолярчук, чат-боты, симулирующие речь и поведение покойного, имеют те же последствия, что и VR-сеансы. Поэтому, уверена гештальт-терапевт, любое взаимодействие с умершим в рамках цифровой имитации должно происходить строго под контролем специалиста, который направит происходящее в нужное русло и поможет пользователю «завершить застревающее горе».

Что касается сервисов, архивирующих жизни пользователей в библиотеки воспоминаний, то они, по мнению эксперта, похожи на написание мемуаров. С этой точки зрения человек, который думает о собственной смерти и ведёт цифровой дневник для потомков, поступает вполне адекватно и в некотором смысле придерживается вековых традиций. «И потомкам это непременно любопытно — почитать своего прямого пращура, деда. Мы все изучаем историю своих предков. Это нормально», — резюмирует психолог.

Этичная монетизация скорби

В 2018 году стартапы, развивающие ритуальные онлайн-услуги, привлекли внимание Карла Омана и Лучиано Флориди, двоих исследователей из Оксфорда. Изучив новый технологический рынок, они решили описать происходящие там процессы и условно назвали всё это дело «цифровой индустрией загробной жизни». Согласно концепции Омана и Флориди, подобные приложения и ресурсы можно разделить на четыре основные категории:

1. Сервисы по управлению информацией. Что-то вроде онлайн-душеприказчиков, которые помогают пользователям решать вопросы, связанные с их цифровыми активами (профилями, паролями, аккаунтами в соцсетях) после смерти.
2. Посмертные почтовые службы, которые периодически посылают подписавшемуся пользователю контрольный e-mail. Если сервис не получает ответ, то он рассылает заранее подготовленное письмо списку получателей, которых пользователь выбрал ещё при жизни.
3. Мемориальные онлайн-сервисы. Они предоставляют площадку для скорбящих: там можно выкладывать посты об усопшем, делиться фотками, видео и воспоминаниями. Аналогичная функция есть в Facebook для аккаунтов умерших людей.
4. Сервисы по воссозданию, использующие цифровые следы и персональные данные для эмуляции человека в виде бота. Сюда же можно отнести и VR-терапию.

Оман и Флориди отмечают, что сервисы так или иначе монетизируют смерть человека, используя его цифровые следы для извлечения прибыли. И это имеет свои издержки: к примеру, финансово успешные чат-боты предоставляют потребителям не просто имитацию умершего, а его наиболее привлекательную версию — ту, которая позволит компании максимизировать прибыль. В то же время мёртвых в интернете становится всё больше, и объём персональных данных подталкивает рынок к взаимодействию с цифровыми останками. Но этические правила в новой сфере пока не выработаны.

Поэтому Оман и Флориди предлагают обратиться к опыту археологии и музейного дела. Там действует специальный международный кодекс, в котором говорится, что к найденным останкам необходимо относиться как к субъектам с человеческим достоинством. Иными словами, специалисты не могут рассматривать их как средство для обогащения. Исследователи полагают, что этот принцип можно перенести на цифровые останки, но при одном условии: для создания ботов пользователям нужно разрешить заливать только те данные, которые принадлежат им лично. Это поставит крест на цифровых воскрешениях умерших родственников и друзей, но зато снимет часть этических вопросов.

Впрочем, даже при таком раскладе останется проблема, на которую указывает Ирина Смолярчук: «Мы имеем дело с живым человеком, реакции которого непредсказуемы. Даже если сама методика будет описана, то человеческий фактор в этих технологиях не уйдёт никуда». По мнению гештальт-терапевта, будущее отрасли лежит в тесном сотрудничестве технологических компаний со специалистами, которые во время сеанса смогут купировать состояние пациента и вывести его из опасных поведенческих реакций. В противном случае люди, погрузившиеся в возможности новых технологий, могут попросту сойти с ума.

Вместе с тем современному обществу придётся ответить ещё на один фундаментальный вопрос. Узнав об отрасли, столь откровенно играющей на наших чувствах, мы должны будем определить, до какой степени наши воспоминания могут зависеть от коммерческих интересов и маркетинговых целей.