Исповедь мясника, или почему Паша из Ярославля боится, что однажды коровы ему отомстят

Рабочий день 22-летнего Павла Петяева из Ярославля начинается с того, что он берёт в руки нож и режет горло — быстрыми и чёткими движениями попадая в нужную артерию. Дальше он подвешивает 700 кг туши на лебёдку и начинает её разделывать, оставляя 350 кг мяса.

А потом Паша приезжает домой, переодевается и встречается с друзьями. Катается на скейте, фотографирует на плёнку, ходит в винтажку и новые спешиалти-кофейни, приезжает в Москву на тусовки и играет в рок-группе. Но, как вы поняли, в отличие от его окружения из веб-дизайнеров, диджеев и программистов, Паша зарабатывает иначе. Он работает мясником — забойщиком коров.

Паша рассказал «Базе», почему чувствует себя крестьянином в веке современных технологий, но не бросает свою работу. А ещё поделился самым большим страхом — что однажды коровы договорятся, объединятся и отомстят.

Семейное дело. Начало

Я кручусь в этой «мясной» тусовке с рождения. С малых лет помогаю что-то обвалять, что-то помыть, что-то выгрузить. А пошло это всё с моего отца...

В 90-е он начинал с того, что приезжал на фермы к частникам или к тем, кто держит коров или какой-нибудь другой скот. Приезжал, вырезал и потом продавал на Менделеевском рынке.

В конце 90-х такое было на этом рынке… Как мне рассказывали. Моя семья всё мясо проверяла с ветврачом, а такие же чуваки, которые сами ездили по частникам и убивали, ставили поддельные печати и продавали непроверенное мясо. Потом они стали мутить справки — делали официально документ, проверяя чужое мясо, а потом по этой справке толкали своё. Конкуренция была большая, но у отца получалось найти выходы на другие рынки и другие магазины, кто-то по знакомству, кому-то денежку давал.

На Менделеевском рынке же отец встретился с моей мамой — она продавала мясо за прилавком. А потом отец ушёл. Мне лет шесть было. Мама продолжила всем этим заниматься, потому что как будто бы ничего другого не умела. Так и осталось. Коров мы никогда не держали, да и мама не убивала. Она просто находила тех, кто это будет делать. Нанимала на работу, по старым знакомым там ходила, спрашивала, кто умеет. Так нашла одного мужичка. Он с нами работал долгое время и меня научил.

Они прямо друг к другу так пирамидой лежат. И все смотрят в мою сторону. Мне тогда показалось даже, что одна как будто бы моргнула. Я испугался, конечно, но к такому привыкаешь. Нормально. Затем задания стали ответственнее: что-то порубить, помочь с разделкой. Помогаешь и не задаёшься вопросом: «А что это было и когда оно бегало?» Просто приучали к работе.

Маленького меня больше всего интересовали деньги: «Заплатите мне бабок, я сделаю всё, что угодно». Реально нужны были деньги, а это был такой самый лёгкий способ. Не шароё**** по району, искать какие-то беспонтовые подработки, чтобы тебя там ещё и обманули. А тут приходишь к маме, тебе дают мелкие поручения: разделать мясо, что-то нарезать, очистить, ты это выполняешь и получаешь какие-то 200–300 рублей.

А полноценно помогать, я начал с девятого класса или даже с первого курса колледжа. Приезжал после занятий и занимался заготовками, но резать ещё не резал. Резать я уже начал примерно в 18 лет.

Работа. Процесс

Осторожно, далее описаны сцены насилия!

Я хорошо помню, как первый раз зарезал корову. Мы, как обычно, просто поехали с этим работником, который у нас давно работает, на ферму, и он говорит: «На, режь». Я такой: «Что? Как?» Он показал — «ножом в горло». Я понял. Он держал, я резал. Было страшно.

Обычно я делал всё, кроме того, чтобы перерезать горло. И он каждый раз меня спрашивал: «Чё, будешь?» А я стою, меня трясёт, и отказываюсь: «Не, на***, давай ты». А потом я подумал типа: «Чёрт, делов ху***», попробовал — и всё.

Было стрёмно, если честно. Я смотрел, как она лежит брыкается в крови. У неё прямо огромный фонтан бил из горла. Начал загоняться, во что это может вылиться... Ты добрался до той точки, где ты можешь убить и посмотреть, как это выглядит, от первого лица.

Я себя успокаиваю тем, что это скот. А, например, человека или даже просто собаку на улице какую-нибудь ты так не убьёшь. Во-первых, сложнее морально, а во-вторых — физически.

И вот эти вот взгляды коров… Они вызывают непростые эмоции. Кажется, что они меня с предыдущего раза запомнили и сейчас окружат и отъе****.

Меня вызывают не просто так, а когда, допустим, корова сломала ногу или она настолько старая, что её решают «под нож». И приезжаю я. Режу её на месте. Другие коровы всё видят. И реально иногда такие взгляды коров ловишь, как будто бы они реально хотят тебя… [имеет в виду убить. — Прим. BAZA] Я даже не понимаю этого.

Мне платят 2500 за одну корову и бензин оплачивают. Если это выходной день или время позднее — то это уже типа 3500.

Выезжаю раза два в неделю. Сейчас вот сказали, что одна частница вышибает [хочет убить. — Прим. BAZA] пять штук. Вчера две зарезали, ещё, возможно, завтра поедем или послезавтра, 3 забирать осталось. На всё уходит примерно часа два, не считая дорогу. Это если с нуля, чтобы её поймать, вырубить там и подвесить...

С собой ношу всякие инструменты. Лебёдку, например, но не электронную, а механическую, потому что её можно в любом месте подвесить. Требуется очень много сил, потому что условия вообще супернекомфортные, приходится иногда напрягаться сильно. Из-за чего мне сейчас дискомфортно в последнее время. Спина начинает болеть.

Каким же я себя крестьянином чувствую с такой работой! Не круто. Весь мир уже на фрилансе, а я привязан, по сути, к одному месту и вынужден заниматься такой деятельностью, отдавая этому кучу времени и сил. Я очень сильно хочу от этого избавиться.

Это больше такая, скорее всего, психологическая штука, что я себе говорю, мол, я тут привязан из-за семьи. Хочу уже просто к психологу сходить и этот момент проработать с ним. Но мы все этим занимаемся.

Старший брат тоже в деле, но он просто не режет. Говорит, что морально не может преодолеть этот момент. Поэтому на меня это сваливается. Он занимается другой работой — финансовой штукой, по бухгалтерам всем шатается, бюрократией.

Влияние на личность. Принятие

Я стараюсь найти что-то, но мне кажется, тяжело из такой ситуации выйти одномоментно. Тут всё завязано на том, что мы родные люди и никого из левых людей близко не подпускаем. Да и такое ощущение, что больше никто не будет заниматься этим за такие деньги. Хотя зарабатываю я больше средней зарплаты по Ярику [Ярославль. — Прим. BAZA], до 70 тысяч. Зимой чуть больше. Да и думаю, что ничем другим больше не смогу зарабатывать. Конечно, это бред. Всему можно научиться, но как будто бы, знаешь, всю жизнь, занимаясь только этим, так и продолжишь. Может, я был рождён специально для этого.

Насилие в моей жизни было с самого детства. Отчётливо помню, как мне сказали: «Паша, нужно утопить котят». Я не знаю, зачем мне сказали это сделать, ведь мне было лет шесть. Не знал, как их топить.

Да мне многих животных жалко. Особенно диких. Скот разводят для питания, человек сам обеспечивает всю его жизнедеятельность, а дикое животное само живёт свою жизнь.

Я когда рассказывал коллегам или друзьям в колледже про работу, все почему-то были в каком-то лютом а***: «Йоу, кошмар, как этим занимаешься?» Они относятся к этому как к убийству животных, но это не животное, а скот, специально выращенный для эксплуатации. Как овощи.

Большинство друзей понимают меня и говорят лишь: «Тяжёлая работа. Нужно убивать». С этим я согласен, конечно…

Я каждый день сталкиваюсь со смертью и знаю, что умереть страшно. Мне всегда кажется, что мне возместится за то, что я делаю. Не круто было бы.

Работа на мне никак не отражается. Я никогда никого не бил. Моя девушка говорит, что после работы я начинаю жёстче шутить. Такие шутки грязные, и язык более грязный. Только так она понимает, что сегодня я резал корову.

У меня много друзей. Катаюсь на скейте, снимаем с друзьями видео. Играл в нашей с братом группе. Музыка для меня — это величина, которую хочу достичь. Мне как будто не дано это делать, но очень хочется.

Работа не отражается на моей личности. Хоть она и такая. Странная.

Я чётко для себя это разделяю. Есть я — Паша, а есть вот такая моя деятельность.